Добром-лихом, а добыть надо!

Ступин Александр

– Короче, сиди, Анечка, тихо и не буди лихо, – смеялись уже все.

Глава IV

На улице смеркалось, накрапывал дождик – словно пролетающая тучка не удержалась и чихнула несколько раз, не успев прикрыть носик платком: «Апчхи, апчхи. Ах, извините, никого не обрызгала?», и, не оглядываясь, побежала дальше за подругами. А место её вскоре заняли тётки-тучки, как две рыночные торговки, уселись основательно, разместив свои большие размеры на клочке неба прямо над домом Громановских, и повели долгий разговор: по крыше прошлись поначалу крупными каплями, как будто прокашлялись, потом отдышались, продули свои инструменты, и полилось уже на всю улицу…

Ибн был выше туч, он шумнул своей верхушкой, отогнав ветер, а потом вздохнул,

расправив руки-ветки: «Хор-р-ро-шо… освежиться… и в рост, в рост… Что там внутри меня? Кто это появляется на ветках моих? Потомки…» Увидеть снизу плоды дерева было невозможно – они были там, наверху, под самой кроной. Чтобы их найти, понадобилось бы подняться и развести руками густую листву – там, на нескольких ветках можно было увидеть пять-шесть крупных шарообразных плодов, защищённых толстой кожурой и колючками. Чем-то они напоминали плоды каштана, только размер у них был больше, гораздо больше… Но кто же полезет на такую высоту, если только дрон запустить, но и с его помощью среди плотной листвы не разглядеть даже таких больших плодов. Ибн надёжно хранил до времени тайну рождения своих потомков. Так ему было завещано.

Дождь шёл всю ночь, то стихал, то вновь припускал. Утром перед домами стояли лужи, грунт на дороге впитал возможное количество влаги, и вода стала заполнять все ямки, колеи, даже небольшие неровности. Асфальтовое покрытие было местами, да и там с трудом держались его островки.

«Вот если бы она не высыхала вовсе, вместо грязных дорог между домами можно было бы построить каналы, как в Венеции; мостики построили бы, мы бы тогда плавали на лодках, а не ходили в резиновых сапогах, а зимой по застывшим каналам катались бы на коньках. Как бы здорово тогда жилось…» – мечтала Анечка под кроной пока ещё своего дерева. Ибн будто услышал её и, словно рассмеявшись, обрушил на голову девочки водопады воды: «Размечталась, глупенькая, очнись…» Но Анечка была готова к такой шутке и потому держала в руках зонтик, она лишь вдохнула носиком влагу и продолжила размышлять, фантазировать: «Может, и вправду заняться строительством домика. Хотела же, а вот уж лето на исходе, как быстро пролетело, ничего не успела. Ни-че-го».

Что-то летело с верхушки дерева, внезапный шум сверху отвлёк её, девочка быстро втянула голову в плечи: «Ой!» Если бы не зонтик… если бы не зонтик в руках, который не только принял удар от чего-то тяжёлого, упавшего сверху, но также самортизировал и отбросил это нечто в сторону, получила бы Анечка огромнейшую шишку и головную боль; как минимум шишку, а то и больше, и, может, лежала бы сейчас в больнице… А так, спицы зонтика, конечно, не выдержали силы удара и прогнулись, погасив удар, но не защитили лоб Анечки полностью. Из глаз брызнули искры, и сама она бухнулась на землю. Отбросив в сторону поломанный зонтик, девочка нащупала на голове большую шишку, а пальцы стали липкими от крови.

«Ой-ё-ёй, ничего себе капля упала. В следующий раз каску надо надевать. Первый раз искры из глаз увидела. На бенгальские огни похоже, когда зажигали под Новый год. Что это на меня обрушилось-то? Прямо как кусок Луны на Незнайку, – девочка повернула осторожно голову и увидела, что под деревом недалеко от неё лежал круглый предмет размером с баскетбольный мяч, только весь колючий. – Да это же плод Ибна. Это его детка! Зелёный такой, наверное, не созрел ещё, ветром его сбило. Вот здорово… больно, правда, сильно… от такого столкновения умов двух цивилизаций».

Анечка встала на ноги и подошла к оторвавшемуся плоду. Взять его в руки было страшновато, он ведь был колюч, как ёж, но и отставлять на улице было нельзя: пройдёт кто-нибудь по дорожке мимо дома, увидит ценность и утащит. Она не стала тратить время на поиски лопаты, а взяла во дворе первую подвернувшуюся под руку доску и закатила с её помощью плод к себе во двор. Никто и не видел.

Это утро было для неё самым тяжёлым: во-первых, она была в доме одна. Во-вторых, родители и брат придут к вечеру, а сидеть рядом с таинственным гостем страшно, страшно любопытно и невмоготу – так хочется всё сделать самой и сейчас: поднять «гостя» на стол и рассмотреть его получше, поисследовать как-нибудь. «Получше рассмотреть это и самой можно… Надену перчатки, чтобы не уколоться, а потом положу его на столик… Это я и сама могу… Что тут особенного? Это же простой плод, вроде кокосового ореха. Что тут такого?.. Так и сделаю… Это я и сама могу. Кто меня за это ругать будет? Как картошку чистить, так: «Анечка, давай». Нет, никто ругать не будет. Я же кушать его не буду. И разрезать не буду… Только посмотрю повнимательнее. Вечером все придут, а я им: «Вот смотрите – это моё открытие! Вот вам сенсация! Девочка открыла новый вид деревьев»… Может, грант дадут на исследование… Может быть… хотя бы на лечение дали, как лоб болит. В больнице-то талончика не дождёшься, а в частной клинике все услуги дорого стоят. Уж я-то знаю…»

Анечка надела свои зимние перчатки, а поверх – перчатки брата, так, на всякий случай. Потом куском доски подкатила колючий плод к старому столу, который стоял во дворе, на нём обычно что-нибудь ремонтировали и, подняв плод, положила его на столешницу. Ей это легко удалось, школьный ранец потяжелее будет. Вот он каков, пришелец: местами совсем зелёный, а в одном месте зелёная краска сменилась на бурую: «Вызревает». Колючки совсем не колючие, мягкие, гнутся, если пальцами надавишь. Форма у него скорее шарообразная, на кокос по форме похож. «Может, внутри у него тоже молоко? Проверить как хочется».

Всякое серьёзное исследование требует серьёзного оборудования. Всё, что было в доме, для этого не подходило: пилы, лобзики, молотки, стамески, перфоратор… вполне пригодились бы для строительства домика на дереве, но для исследования – нет. «Как тяжело быть молодым учёным, я это на себе испытываю. Банальный микроскоп, лазерный скальпель отсутствуют. Как творить в таких условиях? Чувствую себя, как в средневековье. Что у нас тут?..» Она не собиралась ничего делать с орехом, только посмотреть. Переворачивая его с боку на бок, девочка обнаружила широкую трещину. «Ну конечно, кожура треснула от сильного удара о землю. (От падения на меня треснула только моя голова и зонтик.) Можно, конечно, ждать вечера, но я только чуть-чуть посмотрю». Она принесла инструментальный ящичек, небольшой такой из пластмассы. Когда они с папой играли в больницу, она всегда его брала и лечила «пациента» с помощью отвёрток, пассатижей, щипцов.

Анечка, к своему несчастью, слишком хорошо знала больницу с раннего детства. У неё болели почки, и случалось, что она проводила в больничных палатах времени больше, чем хотелось. Девочка рано уяснила, что врачи бывают разные и делятся на врачей и персонал. Врачей, тех, кто действительно мог бы помочь ей и другим больным детям, она встречала редко. В основном в больницах её встречал дипломированный персонал, то есть те, кто принимал больных, распределял их по палатам-койкам, изредка с выражением тоски на лице выслушивал их жалобы, заполнял истории болезни и назначал лечение. Как тяжело было им это делать, как надоедало видеть этих постоянно ноющих и всем недовольных маленьких больных и их родителей; можно было с ума сойти, если бы больные лежали до полного своего выздоровления, но больничные правила спасали от этого, потому что через десять дней больных выписывали. Но Анечка через некоторое время возвращалась снова в больничную палату, и от этого девочку вместе с её мамой персонал ненавидел: «Нельзя же быть такими невоспитанными, такими излишне настойчивыми. Вы же видите сами, что мы ничего не умеем, что же вы тут со своим немым укором? Уходите, уходите… К участковому педиатру… Во-он!!! Глаза бы наши вас здесь больше не видели, как, впрочем, и всех остальных… Боже, зачем мы пошли учиться в медицинский, сейчас такие вакансии во власти открылись: хочешь – в Государственную Думу, хочешь – в правительство…» Они так, конечно, не говорили, но, судя по их виду, хотели.

Анечка открыла ящик и выбрала подходящий инструмент: на лоб чуть ниже шишки она нацепила электрическую лампочку с батарейками в чехольчике, взяла отвёртки на «минус», перочинный нож вместо скальпеля, пассатижи стали медицинскими клещами. Задача стояла простая: придерживая одной рукой тело «ореха», попытаться отколоть (отломить) кусок скорлупы с помощью отвёртки. Главное, не повредить сердцевину. Дело-то простое, что вечера дожидаться? Вечером придут, а она им: «Вот смотрите, пока вы там всякой ерундой занимались, я науку двигала…»