Добронега

Романовский Владимир Дмитриевич

Некоторые побежали к деревьям у кромки поля, но тут дождь вдруг кончился. Чтобы опять развести костры, требовалась хвоя, но никто не стал ее искать – несмотря на то, что воздух посвежел, ночь была теплая. Повалились спать.

Несколько теней, перемещаясь по полю, приближались к княжескому шатру, припадая к сырой и очень грязной земле. Эймунд, прикинув расстояние до шатра, всего пятнадцать шагов, еще раз проверил петлю на конце шеста. Следовавший почти сразу за ним варанг держал наготове вторую, сигнальную, веревку. Неожиданно свет внутри шатра погас.

Эймунд замер, помедлил,

и только после этого сообразил, что лучше бы было не медлить, а теперь глаза тех, кто в шатре, привыкли к темноте. Ну, тут уж ничего не поделаешь.

Он подполз ближе, поднял тонкий шест, и осторожно опустил петлю на верхушку шатрового кола. Потянул конец веревки, придерживая шест. Петля затянулась. Прочно. Еще прочнее. Намертво.

Молодец этот плотник! Не зря он здесь. Надо его будет наградить отдельно.

Эймунд вытащил сверд, распрямился, и махнул рукой. Варанг позади него дернул два раза за веревку. В следующий момент шатровый кол резко накренился и вместе с шатром взлетел диагонально вверх. Эймунд бросился вперед. Слева и справа к нему присоединились остальные.

Ему тут же пришлось поменять на мече захват. Вместо ожидаемых двух-трех человек в шатре оказались шестеро. Семеро. Нет. Восемь? Десять?

Варанги навалились на предполагаемых только что проснувшихся, но только что проснувшиеся вели себя так, будто специально готовились к стычке и все это время бодрствовали. Палицы, сверды и топоры противостояли палицам, свердам, и топорам. Эймунду показалось, что он узнал Бориса, в пяти или шести шагах, слева по ходу, и он ринулся туда, расталкивая, рубя наотмашь, опрокидывая противников, и был уже у цели, когда вдруг кто-то, проявив невиданную ловкость, поймал его клинок на свой, да таким умелым способом, что сверд чуть не выскочил у Эймунда из руки. Эймунд отскочил в сторону, пригнулся, вгляделся. Видно было плохо. Сверкнула молния, и на мгновение все вокруг осветилось, как днем. Эймунд увидел своего противника – высокого, стройного, неуместно изящного и, как показалось ему, улыбающегося самодовольно. Эймунд сделал обманный выпад и, крутанувшись вокруг себя, махнул свердом. Непостижимым образом противник увернулся от удара и вдруг сказал:

– Ага, а теперь надо вот так.

Эймунд ударил диагонально. Удар был парирован, посыпались искры, и в следующий момент жгучая боль в плече заставила Эймунда разжать пальцы. Сверд упал, и упал на колени Эймунд.

– Борис убит! Борис убит! – закричали по-славянски.

Еще раз сверкнула молния и при ее свете Эймунд увидел ловкого плотника, который, подчиняясь его, Эймунда, давешнему приказу, уносил труп Бориса к реке. К лодкам. Вот же молодец, подумал Эймунд. Все заняты дракой, а он помнит основную цель предприятия. Надо взять его себе на постоянную службу, такие люди редки.

Где же мой противник? Куда-то исчез. Интересно, порубят меня здесь или нет? Ага, войско начинает просыпаться. О! Факелы.

– Сатис! – крикнул он.

Он собрал все силы, поднялся на ноги, и, держась за плечо, кинулся к реке. Остальные, кто остался в живых, тоже бежали, туда же. Шесть человек прыгнули в две лодки и оттолкнулись от берега.

– Где плотник? – хрипло спросил Эймунд.

– Уже

отчалил. Мы видели.

– Молодец. Ай да парень! Как его зовут?

Оказалось, никто этого не знал. Кузен плотника остался лежать на поле.

***

Хелье подбежал к лодке, рассчитывая, что Гостемил прибудет сразу за ним, и ошибся – Гостемил, верхом обскакав по периметру стан, прибыл на место до Хелье и теперь помог сигтунцу втащить и положить труп Бориса на дно лодки. Одновременно взялись они за весла. Течение помогло – вскоре легкая лодка вылетела из Скальда в Днепр. Труп Бориса ожил и принял сидячее положение.

– Возьми весло, князь, – сказал Хелье. – Ты сильнее меня. И тяжелее, – добавил он с неприязнью.

– Хелье, будь почтительнее, – велел Гостемил.

– Спина болит, – возразил Хелье. – Он на голову меня ниже, а вон сколько мяса нарастил. Садись, князь, сюда. Садись. Вот весло.

– Спасибо вам, ребята, – сказал Борис. – Не забуду. Выручили. Куда мы теперь?

– Туда. – Хелье, указал точку на другом берегу Днепра. – Да налегайте на весла, высокородные, хорла! Возможна погоня.

– Не думаю, – сказал Гостемил.

Тем не менее, гребки участились.

– Ух, – вздохнул Борис, качая головой.

– Как я его! – вспоминал Гостемил, восхищаясь своими давешними действиями. – Хелье, поверишь, все было именно так, как ты меня учил, я все сделал правильно, и, как видишь… вот! Сначала он сверху, а я так. Потом он выпал с отступом, потом резанул, а я пригнулся и подался в сторону. Тут он прыг вперед, а я с поворотом, концом сверда вперед, и точно ему в плечо! И даже попутно успел дать подножку одному дураку из простонародья. Он, как услышал, что я кричу, будто Борис убит, так по сторонам засмотрелся, а тут молния, он тебя и приметил. И сразу за тобой – тело князя отбивать у варангов.

– А Эймунд? – спросил Хелье.

– Я же говорю – в плечо я его, по твоей методе.

– Да, – сказал Хелье.

– Что-то не так?

– Все так. Но если бы ты его случайно, отступя от методы, проткнул бы его или зарубил, было бы спокойнее.

– Ты же сам сказал, что убивать – последнее дело. Что нужно иметь достаточно умения, чтобы обходиться без смертоубийства.

– Это так. И все-таки, ежели случайно… Он меня запомнил, хорла. А перспектива иметь Неустрашимых в качестве врага мне нисколько не импонирует. А вы налегайте на весла, налегайте. Вот так, правильно.

– Эх, – сказал Гостемил, – Беда с этими веслами. Наверное мозоли сделаются, хуже, чем от упражнений со свердом. Все-таки активная жизнь очень утомительна. Созерцание гораздо удобнее.

– Я вот все думаю… – произнес Борис.

Гостемил и Хелье молчали, ожидая продолжения. Продолжения не было – Борис просто уведомил их, что не чуждается мыслительных процессов.

Местом они ошиблись, но ненамного.

– Дальше пешком, – сказал Хелье. – Где-то вон там.

Полторы аржи они следовали вдоль берега, перешли вброд какой-то ручей (Гостемил пожаловался, что теперь из-за мокрых портов натрет себе в паху). За ручьем ждали их три лошади, привязанные к тополю.