Добронега
Шрифт:
Дир поведал о положении в Ростове, о росте цен, о высоких налоговых сборах. Авраам весело сокрушался и смешно комментировал. Не дожидаясь окончания завтрака, он невежливо ушел по делам. Хелье это рассмешило. Меж тем женщины обособились у окна вдесятером, а Яван остался с гостями мужского пола.
– У отца дурные манеры, – заверил он, – но человек он хороший. Волею судеб угораздило его родиться иудеем, а это очень большая ответственность. Правда, к ответственности привыкают. Иудеи – люди умные, они давно научились перекладывать ответственность
– Яван, а Яван, – попросил Дир, поморщившись, и налил себе еще бодрящего свира. – Не надо, а? Мы только приехали, надо бы отдохнуть.
– В этом-то весь замысел и есть! – провозгласил Яван, многозначительно выпучивая глаза. – Это очень остроумно все продумано. Никто не знает, к чему это все идет. Кроме иудеев.
– Ты сам иудей.
– Я иудей особенный. Мне всех остальных жалко. Вас вот мне жалко. Скоро вы все передеретесь, а потом придут персы какие-нибудь, или вот печенеги, и будут вами править. Или арабы.
– Так ведь и иудеями они будут править, если придут.
– Вовсе нет. Иудеям они будут платить, и иудеи будут жить очень хорошо.
Хелье засмеялся.
– Ничего смешного, – отрезал Яван. – То есть, конечно, это смотря для кого. Все это придумали иудеи, и печенегов привели тоже иудеи.
Дир вздохнул.
– Это он доказывает, что иудеи будут править всем миром, – объяснил он Хелье.
– Уже правят! – возразил Яван, надменно усмехаясь. – Давно правят. С тех пор, как Римскую Империю развалили. А наша местная сволочь по имени Добрыня получает от них крупные суммы, хотя доказать ничего нельзя.
– Про Добрыню я слышал, что он… – начал было Дир.
– Это не важно, что ты слышал. Хуже не придумаешь того, что есть на самом деле. И ведь все его в Киеве ненавидят, а ему хоть бы что.
По большому счету, Хелье было все равно, кто правит миром.
– Много ли в городе шапаров? – спросил он.
– Кто такие шапары? – удивился Яван.
– Яван шутит, – сообщил Дир.
– Шучу? – Яван удивленно посмотрел на него. – Нисколько я не шучу. Я вообще считаю, что шутить – праздное, бессмысленное занятие. Кто такие шапары, ответит мне кто-нибудь, или нет?
– Греки, – объяснил Хелье.
– Греки! – удивился Яван. – И кто же их так называет, будь любезен?
Хелье посмотрел на Дира.
– Все, – сказал Дир.
– Не знаю, – Яван нахмурился. – Может, в Ростове их действительно все так называют. У нас их называют – бизаны.
– Где это у вас? – неприязненно осведомился Дир.
– В Киеве.
– В Киеве! – презрительно сказал Дир.
Хелье не интересовали лингвистические нюансы.
– Много их – в Киеве? – спросил он. – Бизанов, шапаров, ну, в общем, греков – много?
– Представь себе, в Киеве, – подтвердил Яван, глядя в упор на Дира. – Ростовчане могут говорить все, что им угодно, но все они завидуют Киеву!
– Было бы чему завидовать! – возразил Дир.
– Ответь на вопрос! – потребовал Хелье.
– Есть чему завидовать, есть, – заверил Дира Яван.
– Вопрос!
– Какой
– Много в Киеве греков?
Яван нехотя посмотрел на Хелье.
– Много, – и снова повернулся к Диру. – Если в Киеве так плохо, а в Ростове так хорошо, чего ж это столько ростовчан здесь околачивается?
– В дружине служат, – объявил Дир.
– Какая дружина, что ты мелешь! – Яван обидно засмеялся. – Голь перекатная голоарсельная, какие-то полу-холопья, только и смотрят, как чего украсть. Кто ж это ростовчанина в дружину возьмет!
– Ты не забывайся! – рассердился Дир.
Хелье положил ему руку на плечо.
– Тише … Сейчас не до того, – многозначительно добавил он, глядя Диру в глаза.
Дир сообразил, что речь идет о государственном деле.
– А чего он гадости говорит! – все-таки возмутился он, остывая. – Все киевляне одинаковы – что ковши, что межи! Спесь на ровном месте.
– Киев не на ровном месте, – заметил Яван насмешливо. – Холмистая местность.
– А будешь оскорблять – сделаем ровное! – парировал Дир. – Всем Ростовом придем и сравняем!
– Угомонись сейчас же! – прикрикнул на него Хелье. – Мне не до глупостей нынче!
Дир замолчал, но было видно, что он очень расстроен и обижен.
– Где останавливаются в Киеве греки? – спросил Хелье.
Яван, забавляясь, смотрел на друзей.
– А где попало, – сказал он. – По всему городу. Ушлый народ. Не такие умные, как иудеи, но тоже ушлые. Не будь иудеев, миром бы правили именно греки.
Две комнаты были отведены дорогим гостям. Дир занял большую, загнал в нее обеих своих сожительниц, и запер снаружи на засов – по, возможно, ростовскому обычаю. После чего он отбыл хлопотать о должности ратника в киевской дружине. Хелье посидел в отведенной ему комнатке на кровати, поразглядывал из окна Днепр, а потом пристегнул сверд, накинул сленгкаппу, и тоже вышел. На улице был яркий киевский полдень в конце апреля.
Если специально ищешь кого-то в большом городе, то вряд ли найдешь. На знакомых всегда натыкаются между делом. Дело у Хелье было, но состоятельность предложения Ингегерд в жены старому князю Владимиру представлялась ему сомнительной. Тем не менее, он решил посмотреть, что к чему, и заодно посетить и изучить Десятинную Церкву.
Киев не Сигтуна и не Новгород, еще раз убедился Хелье. Хотя бы из-за масштабов. Подъем к Десятинной занял около часа.
По пути ему встретилось много разного народу, всех мастей и сословий, мужчин и женщин, свободных и не очень. Как и в Новгороде, женщины держались независимо. Поражало количество лошадей и повозок – улицы кишели конниками и экипажами, открытыми, крытыми, с украшениями и без, грубой отделки, изящной отделки. Возможно, решил Хелье, близость Азии дает себя знать. Лошади – родом из Азии, не так ли. Куда ни посмотри – везде лошадь. В самой Азии наверное вообще ступить некуда, столько навоза кругом.