Добронега
Шрифт:
– И что же? Нравится? – спросил Владимир.
– Нравится, – неуверенно ответил Илларион. – А ты правда князь?
– Да. А что?
– Ты совсем не страшный.
– Князь и не должен быть страшным, – наставительно пояснил Владимир. – Князю следует быть грозным и озабоченным. И говорить князь должен строго и степенно.
– И подпрыгивать при этом, – добавил Александр.
Тут, наконец, они захохотали оба. Илларион недоверчиво улыбнулся.
– Можно ли мне присоединиться к честной компании? – спросил Болеслав, отделяясь от притолоки.
– Смотри-ка, кого к нам принесло! – удивился
Илларион оглядел императора, бившегося с арабами, уважительно.
– Заодно он еще повелитель Польши, правда не целиком, а частично, – уточнил Владимир, разглядывая болеславов наряд. – Это такая земля, ее совсем недавно обнаружили наши купцы. Такая не очень цивилизованная, мелкокультурная страна.
– Да, – подтвердил Болеслав. – Общаемся с вараварми, вот, вроде киевлян. Тебя, малый, Илларион зовут?
– Да.
– А правда, Илларион, я больше похож на князя, чем вот этот совсем маленький мужчина?
Илларион еще раз оглядел Болеслава, оценивающе.
– Нет, – ответил он.
– Почему же?
– Ты несерьезный какой-то.
Теперь все трое взрослых засмеялись.
– Алешка, здравствуй, – Болеслав обнял сперва князя, затем Александра. Оглянувшись, схватил он скаммель, придвинул, и сел. Сели и Александр с князем.
– Вальдемар, есть взрослый разговор. Александр, не возражаешь?
– Пойдем, – позвал Александр Иллариона. – Я тебе теперь некоторых княжон покажу. Тоже интересно.
– Это что же! – возмутился Владимир. – Это тебе что, зверинец? А мы звери дикие экзотические? Что за показ?
– Не пугай ребенка, – строго сказал Александр, вставая. – Пойдем, Илларион. Дяденька ругается, у него скверный характер.
Владимир и Болеслав засмеялись.
– Нет, он ничего, хороший, – прокомментировал Илларион. – Я ему расскажу потом, как играют в жирика. Это очень интересная игра.
Когда они остались одни, Болеслав закинул ногу на ногу, наклонил голову влево, и улыбнулся.
– Рад тебя видеть, Вальдемар.
– И я тебя, Болеслаус, – отозвался Владимир не менее благодушно. Болеслава он знал давно, и какое-то время они были близкими друзьями.
– Благодарю тебя за услугу, – добавил Болеслав.
– Какую услугу?
– К тебе немец послов посылал.
Владимир пожал плечами.
– А он их ко всем посылает. Если б уверен не был, что персы ему откажут – к персам бы послал. В одиночку он с тобой воевать больше не хочет. После победы выпить не с кем.
– Не думаю, что ты ему отказал именно поэтому.
– Надеюсь, цель твоего нынешнего приезда – не предложение союза против Второй Римской Империи? Потому как – откажу ведь!
Болеслав отпил из кружки, поморщился, и поставил кружку на стол.
– Ну уж сразу об Империи речь. Вдруг вовсе не об Империи? Вдруг о Содружестве Неустрашимых?
Владимир закатил глаза.
– Только не о нем. Я о Содружестве все знаю. У нас тут помимо Содружества вообще ни о чем не говорят. Как известно, находится оно главным образом здесь, в Киеве, и постоянно враждует со мной и приходит пить квас по утрам, в полном составе. Надоело.
Болеслав хмыкнул.
– Дочь свою навестил? – спросил Владимир.
– Да.
– Пошлю ей скоморохов.
– Лучше бы ты послал ей ее мужа.
– Всему свое время. Пусть посидит еще месяц-другой в темнице, ума наберется.
– Так ли уж он виновен?
– Не знаю. Не знаю я, Болеслав, чего мне от Святополка ждать. Парень неплохой, умный, но не любит он меня. И всех на свою сторону склоняет. И распускает отвратительные слухи. И заговоры мне надоели, Болеслав. Сами по себе они смешные, эти заговоры. Но Святополк во всех этих смешных заговорах почему-то оказывается замешан.
– Обидчив он.
– Это есть. Но ему многие сочувствуют, и тоже, подражая ему, становятся обидчивыми.
– Тебе лучше знать. Дочь мою не обижаешь, и то ладно.
– Ты все-таки скажи, что за дело у тебя ко мне.
Болеслав некоторое время молчал. Видно было, что он волнуется.
– Дело, в общем, не очень серьезное, – сказал он. – Жениться я решил.
– Хорошее дело.
– На твоей дочери.
– И это хорошо.
Болеслав заволновался еще больше. Это было так непохоже на него, что Владимир чуть не рассмеялся.
Дочерей у Владимира было много, всех не упомнишь. Он любил, когда знатные вельможи, и местные, и соседние, проявляли к какой-нибудь из них марьяжный интерес. Понятие легитимности, хоть и существовало уже на Руси и в окрестностях, не воспринималось пока что слишком серьезно. Дочери Владимира жили где попало – но требовали содержания. Самые инициативные из них толклись вокруг Марии в ее вышгородской резиденции. Именно Марию Владимиру очень хотелось кому-нибудь сплавить. Интриговать Мария научилась еще в детстве, практикуясь на няньках и подружках, инстинктивно применяя принцип, сформулированный Цезарем, настраивая всех против всех и ловко манипулируя разобщенными. Сама по себе нынешняя Мария никакой опасности не представляла, но ее могли использовать в своих целях заговорщики. Какие именно? Любые. Их много развелось по миру. Посему очень удачно получилось, что именно Болеслав завел с Марией шашни – уж он-то ее усмирит. И увезет к себе в Гнезно. Пусть она там манипулирует, кем желает.
– Зовут ее Предслава.
Сперва Владимир даже не понял, что ему сказали. Затем лицо его осунулось, стало мраморным, а тело застыло неподвижно.
– Как ее зовут, говоришь? – переспросил он тихим, сухим голосом.
– А что? – забеспокоился Болеслав.
– Ты что же это, хорла, издеваешься? – осведомился Владимир таким же тихим голосом. – Ты с кем говоришь! – загремел он. – Ты с отцом говоришь!
Поняв, что беда пришла, Болеслав побледнел, напрягся, и не попытался возразить. Что-то он затронул во Владимире, какую-то струну. По каким-то причинам именно Предслава была Владимиру дорога. Очень дорога. Настолько дорога, что он, Владимир, готов был загубить ее молодость и жизнь. Болеслав к такому обороту дел совершенно не был готов. Не спит ли он с дочерью, мелькнуло у него в голове. Нет, не может быть. Не такой человек Владимир, и не такова Предслава. Любит ее? Не хочет отпускать?