Добронега
Шрифт:
Хелье решил, что это все-таки не спьен.
– Хелье. Родом из Смоленска.
– Судя по выговору, ты провел некоторое время у шведов.
– Да.
– Иначе бы ты звался Олегом. Есть ли у тебя время, Хелье?
– До вечера.
– Это хорошо. Пойдем, я покажу тебе мой самый любимый притон.
– Притон?
– Крог. Но я их называю притонами. Крог – слишком банально.
Любимый притон Гостемила находился на полукруглой площади, украшенной неработающим но очень изящным фонтаном.
– Присядем? – предложил Гостемил, указывая на лавицу и столик, вынесенные на улицу. – Здесь подают очень неплохое вино.
Тут же к ним выбежала служанка
– Друг мой, – сказал Гостемил служанке, – умоляю тебя, принеси нам вина, не сопровождая действие сие потоком бессмысленных слов.
Служанка поклонилась и удалилась.
– С простым народом следует вести себя строго, – объяснил Гостемил. – Иначе общение с ними становится утомительным.
Хелье засмеялся.
Гостемил оказался весьма приятным собеседником. Поговорили о древней Римской Империи, об архитектуре, в которой Гостемил оказался чрезвычайно сведущ, о сравнительных достоинствах скандинавских и славянских песнопений. Гостемил обратил внимание на рукоять сверда Хелье.
– Ты, наверное, много упражняешься, – сказал он.
– Да. По часу в день. Привычка.
– Вот как? Не утомляет?
Назойливого любопытства Гостемил не проявлял – это, очевидно, было ниже его достоинства, но Хелье, не считавший годы, проведенные в Старой Роще, тайною великой, рассказал ему об обычаях и порядках легендарного поселения, последнего оплота викингов, и Гостемил заинтересовался.
– Жаль, что тебе нужно сегодня уезжать, – сказал он. – Я бы с удовольствием взял у тебя несколько уроков владения свердом, хоть это и очень утомительно. Это может мне пригодиться в будущем. Впрочем, если ты вернешься в Каенугард и не будешь против, мы это как-нибудь устроим. Не даром, конечно.
Хелье улыбнулся. Очевидно, Гостемил так и не поверил, что он, Хелье, живет во Пскове.
– А зачем тебе? – спросил он.
– Скорее всего, мне нужно будет поступить на какую-нибудь военную службу, – сказал Гостемил, грустя. – А уж на военной службе всякое может пригодиться. Последнее время я очень стеснен в средствах. Я должен был бы поехать в Константинополь и слегка развеяться, а вместо этого выбрал этот неуклюжий плебейский город. Я мог бы стать священником, но мысль о том, что мне придется целый день иметь дело с плебеями всех мастей, меня совершенно не радует, увы. Поэтому, увы, военное дело – то, что мне нужно. Увы.
– Почему же увы?
– Как тебе сказать, Хелье… Ты еще очень молод и представления о людской деятельности у тебя пока что очень… за неимением лучшего слова – радужные. На самом деле видов человеческой деятельности, которыми может заняться благородный мужчина, не рискуя заскучать, мало. Вернее, совсем нет. Я бы предпочел путешествовать – по цивилизованным местам, естественно – и получать эстетическое, как говорят греки, хвоеволие от тех или иных проявлений человеческого гения и божественного провидения. Но для этого нужны большие средства, коими в данный момент я не располагаю.
– Слушай, Гостемил, – сказал Хелье, которому стало жалко терять связь с таким интересным человеком, – ты, пожалуй, когда будешь в Киеве, наведывайся иногда в Римский Крог. Я там часто бываю.
– Римский Крог? – переспросил Гостемил. – Хорошо. Какое, однако, вычурное название, не находишь? Я так и думал. Киев – город очень молодой еще, и поэтому очень вульгарный. Впрочем, какая разница, плебеи везде есть. Зайдем ко мне? У меня не прибрано, но дело не в этом. Ты слышал легенду о скифах?
Жил Гостемил в просторном доме, чистом, с изящной меблировкой, с одним весьма презентабельного вида слугой. Хелье, обычно по-юношески стеснявшийся новых для него жилых помещений, чувствовал себя очень свободно – гостеприимство Гостемила было очень искреннее. Фолиант о скифах оказался ужасно интересным. На каждой третьей странице помещался рисунок, и Гостемил объяснял, что вот это – наверняка римская подделка, а вот это похоже на правду. Затем он попросил Хелье дать ему краткий урок владения свердом. У Гостемила оказалась очень крепкая рука и мгновенная реакция, и он тут же научился у Хелье нескольким приемам.
– У меня был учитель, – сообщил он, – но, как ты сам понимаешь, учитель – одно, а Старая Роща – совсем другое. Благодарю тебя. Продолжим, если приведется, в Киеве.
Ближе к вечеру Хелье вернулся в крог. Знакомые Явана, пираты (Хелье был уверен, что пираты) отдохнули, поели, погуляли, и были готовы к отплытию. Пиратское судно выглядело внушительно, как и сами пираты. Годрик смотрел на команду с опаской, Эржбета и Дир делали вид, что ничего особенного не находят ни в судне, ни в экипаже, Яван рассуждал с капитаном на каком-то непонятном наречии. Годриковы гусли заинтересовали пиратов, а недовольство Годрика и нежелание его передать гусли кому-то в руки посмотреть – рассмешили. Отчалили в сумерки.
Глава двадцать первая. Прибытие в Константинополь
Пиратская посудина средиземноморского типа являлась прямым потомком знаменитого трирема, грозного военно-морского монстра античности, и имела вместительный трюм, куда гости не допускались. Хелье мучился любопытством и в конце концов спросил Явана, что же там, в трюме, все-таки, везут. Яван замялся.
– Рабов? – предположил Хелье.
– Да.
Стало еще интереснее.
Небо было ясное и днем, и ночью, волны небольшие, ветер вполне попутный. Ночью гости спали в удобной нише ближе к корме, все вместе на всякий случай, и следующей ночью тоже. Улучив момент, Хелье поднялся и, оставив спутников, прошел по палубе вперед, ища капитана. Капитан бодрствовал у мачты. Был он из ломбардцев, и Хелье заговорил с ним на наречии, которому научился по верхам во время паломничества в Рим. Капитан отвечал скупо, сопел недружелюбно, посматривал подозрительно на перстень у Хелье на пальце, но в конце концов смягчился. Вспомнили и Ломбардию, и враждебную Венецию, и Рим. Хелье делал восхищенные глаза и махал восторженно рукой, когда не мог вспомнить нужное слово или выражение. Проболтали они почти до утра.
Следующей ночью Хелье снова подсел к капитану, и тот встретил собеседника радушнее, чем давеча. Капитан рассказал о том, как гадка и вероломна Византия, какие кругом подлые и продажные люди, а Хелье сочувственно кивал и возмущался вместе с капитаном. Затем Хелье поведал капитану, как умел, одну из норвежских саг, в которой заменил происхождение антагонистов (они были в оригинале бритты) на греческое. Сага повествовала о том, как норвежцы с помощью недюжинной силы, верности, и коварства, поставленного на службу силе и верности, всех антагонистов победили и пожгли, и привела капитана в восхищение. Капитан спустился в трюм и вернулся с бутылью. Выпили. Капитан продолжил рассказ про подлых греков. Луна уже заходила, когда капитан неожиданно предложил Хелье воспользоваться услугами миньотта белиссима. Ну, не в полном смысле миньотта, хотя конечно, тутте ле донне из северных деревень соно, в некотором смысле, вполне именно таковы, но совершенно точно белиссима, не хочешь ли, а то можно? А хоть бы и норвежку.