Добронега
Шрифт:
Касательно поляков, подумал он, все вовсе не так радужно, как хотелось бы думать. В Польше меня больше боятся, чем любят. И не поспешат на выручку, какое там. Куда там. Неустрашимые же далеко не так сильны и деятельны, какими хотят казаться. Если бы хотели и могли править Европой – давно бы правили. А Святополк слишком недавно вышел из темницы, чтобы прямо сейчас рискнуть снова в нее попасть.
На пятый день, из-за бездействия, а пуще из-за скудной и скверной еды и малого количества солнечного света, Болеслава посетила апатия. Весь день провел он, слоняясь из угла в угол, размышляя вяло,
На шестой день стражники, развлекаясь, пустили к нему в отсек бабку по имени Крольчиха, старуху злую и не в своем уме, которая показывала на него костлявым грязным пальцем и кричала, «Смирись! Попил кровушки, змей, хватит, смирись!» Четыре часа продолжалась эта пытка. Стражники, следившие за происходящим сквозь узкое окно по очереди, заходились смехом. Бабку привели и запустили Болеславу в отсек и на следующий день. И на восьмой день заключения – тоже.
На восьмой день бабка повернулась к узкому окну арселем, уставила на Болеслава палец, и закричала «Смирись, паршивец!», а затем добавила тихо:
– В проходе всегда один охранник, и мы ничего с ним сделать не можем. – Некоторое время бабка молчала. – Попил кровушки! – закричала она. – Слева от двери, – сказала она тихо, и голос ее мало отличался от бормотания, но стояла она совсем близко к Болеславу, – слева от двери, когда я выйду, будет лежать нож. Не кидайся его сразу подбирать. Он выкрашен под цвет пола.
Пол в отсеке был земляной.
– А… – сказал Болеслав.
– Закройся руками, будто не можешь больше слушать и смотреть, – шепнула бабка. – Смирись!! … Охрану снаружи мы берем на себя, но человека в проходе уберешь сам, когда он принесет тебе ужин. Ключ от внешней двери у него. Завтра к вечеру. Для тебя будет лошадь и охрана. Смирись! – и бабка замахнулась на Болеслава, а тот закрылся.
– Э… – сказал он. – Кто ты?
– Смирись! Неустрашимые никогда не отступают от своих слов. Предслава будет твоя. Святополк тебе это обещает. Попил кровушки, аспид!!! В будущем месяце ты предпримешь большой поход на Хайнриха Второго. Победишь ты или нет – не важно. Важно, чтобы Хайнрих сосредоточил все силы у твоих границ. Смирись!!!
Она еще некоторое время стращала Болеслава, а потом охране надоело, и бабку выпроводили.
Всю ночь Болеслав думал о побеге, щупал нож, пристроенный в сапоге, лежал на соломе, не раздеваясь. Наступило утро. Ему принесли хлеба и воды. Он посмотрел в глаза человеку, которого вечером ему предстояло убить – не в бою, не в поединке, но в неловкий момент, ударом в спину, скорее всего. Парень был молодой и симпатичный, из каких-то северян, возможно из Турова или Ростова.
До полудня Болеслав не находил себе места, мучился, напряженно думал, даже грезил наяву. Страшные картины вставали перед глазами. Вот он убивает охранника, ищет связку ключей, а ее нет нигде! Он бежит по проходу к внешней двери, а там охрана только что расправилась с пришедшими его вызволять. Но дверь не открывается. Тогда охрана таранит дверь бревном, и Болеслав ждет, когда они ворвутся в проход. Или же – ключи есть, он пытается бежать, но оступается, падает, стукается головой и на несколько минут теряет сознание, а в это время прибывают подкрепления, люди Добрыни расправляются со всеми, и с ним тоже. Его везут в Киев, бросают в темницу в детинце, казнят, или даже просто растягивают для порки на площади.
Кто такая эта бабка Крольчиха? Переодетый наемник Неустрашимых?
В полдень дверь отворилась снова и на пороге возник собственной персоной великий князь Владимир с обнаженным свердом. Встав возле двери и опираясь на сверд, он сказал холодно и сухо, —
– Иди.
Болеслав подумал, что план побега раскрыт. Либо его намерены перевезти в другое место, либо это конец. Он поднялся с соломы и прошел мимо Владимира, все время мысленно примериваясь – нельзя ли прыгнуть вбок и отобрать сверд. Оказалось, нельзя.
Вторая дверь распахнута была настежь. Солнечный свет ударил в лицо и глаза заслезились. Болеслав поспешно прикрыл их ладонью, чтобы не ослепнуть. Один из охранников держал под узцы молодого красивого коня.
Владимир вышел вслед за Болеславом.
– Садись на коня и скачи, – велел он. – Не желаю больше тебя видеть. Никогда.
Болеслав чуть помедлил и забрался в седло. Владимир, проходя мимо, невзначай протянул ему собственный хлыст, и Болеслав принял и этот подарок Великого Князя. Владимир молча вытянул руку, указывая направление.
Для ловушки слишком сложно, подумал Болеслав. Хлестнув коня, он не оборачиваясь поскакал в указанном направлении по широкой тропе. Через четверть часа конь выскочил на хувудваг. Солнце было почти в зените. Болеслав потянул носом воздух, определился по частям света, и поскакал к западу.
А Неустрашимые и Святополк ничего не знают. Сегодня вечером придут меня освобождать. В час ужина, подождав, когда скрипнет первая дверь, перебьют охрану, сами потеряют двух или трех, ворвутся – а меня нет. Может, подождать, поехать обратно, спрятаться, предупредить? Можно. Но опасно. Я нужен Польше.
Глава двадцатая. Корсунь
В одном из торговых мест в дельте Днепра Яван, поторговавшись с подозрительными какими-то типами, дал им в придачу к старой ладье солидную сумму денег и получил взамен обыкновенный драккар. То есть, Хелье подумалось, что драккар обыкновенный. На самом деле Яван приметил в драккаре какие-то особые качества. Что-то с килем, или с мачтой.
Дир с географией знаком был плохо, а Годрик еще хуже, но и Хелье, и Эржбета уверены были, что судно пойдет в Константинополь обычным путем, вдоль берега, а вместо этого Яван сходу взял курс на горизонт. Эржбета забеспокоилась первой.
– Кратчайший путь, – объяснил Яван.
– Ежели на тот свет, то, наверное, да, – сказал Хелье. – Куда это мы ползем?
По сравнению с ладьей скорость драккара была небольшая. Но берег остался далеко позади и грозил скрыться за горизонтом.
– В Корсунь, – ответил Яван.
– Зачем нам Корсунь?
– Надо.
– Нет, не надо.
– Если мы пойдем вдоль берега, на нас тут же нападут пираты.
– Надо было нанять охрану.
– Долго и дорого. Мы же, вроде бы, спешим, – заметил Яван.