Добронега
Шрифт:
Хелье посмотрел на Дира и Явана. Дир улыбался, а Яван разглядывал Эржбету с подозрением.
– Здравствуй.
– Здравствуй, – откликнулась она. – Не до тебя сейчас.
Она ушла к угловому столику. Сигтунец встал и направился за ней. Убийца, подумал он. Убийца невинных женщин. Ишь, шагает, хорла. Но кто я такой, чтобы ее осуждать. Я нынче сам убийца. Тоскливо-то как.
– Что тебе от меня нужно? – спросил Хелье, присаживаясь и неприязненно глядя на Эржбету.
– Не бойся.
– Я ничего не боюсь.
– У меня к тебе поручение. Вот.
Снова
«…как еще одно доказательство твоей преданности», – писала Мария. «Порученица моя нуждается в надежном сопровождающем. Зная о твоей храбрости и находчивости…»
Сердце Хелье отчаянно забилось. Он взглянул на подпись и обмер. На какое-то мгновение он забыл обо всем. Рука Марии писала эти строки. Это было главное. И единственное. Совладав с собой, он продолжил чтение.
«…расскажет о подробностях. По возвращении, при успешном окончании миссии, я докажу тебе, что умею быть благодарной. Благоволящая тебе Мария, помнящая о событиях в Хардангер-Фьорде трехлетней давности».
У Хелье возникло сильное желание поцеловать строки, написанные ее рукой, но он сдержался.
– Что я должен делать?
– Собираться в путь. Выезжаем на рассвете.
– Могу ли я осведомиться, куда именно мы направляемся?
– Это я тебе скажу, когда мы отъедем на достаточное расстояние от Киева.
– На ладье или в повозке?
– Сперва на ладье. А там видно будет.
– А цель какая?
– Ты очень любопытен.
– Это плохо?
– Да.
– Послушай… э… Эржбета, да? … странное какое имя. Не то польское, не то венгерское? … Да, так вот. Сперва я поговорю с Марией.
– Нельзя.
– Почему?
– Потому что Марию заперли в светелке.
– Ну и что?
– Тебя к ней не пустят.
– Посмотрим. Что за светелка? В детинце? В тереме?
– Сядь. Сядь! И не кричи так. Ты все испортишь.
– Но Мария…
– Не кричи. Тише. Мария не останется взаперти долго. И дело вовсе не в этом. Но жизнь ее в опасности.
– Жизнь?
– Честь. Свобода. Ты выручишь Марию, если поедешь со мной и не будешь задавать дурацких вопросов. Красивый перстень.
Хелье покраснел и убрал руку под стол. Письмо не могло быть подделкой – о Хардангер-Фьорде знали только Мария и он сам.
Марию заперли в светелке. Ее жизни грозит опасность. Эржбета – приближенная Марии, это он и раньше знал. Мария просит о помощи. Мария доверяет ему. И благодарность ее будет безгранична. Пожалуй, надо ехать. А то, что теперь ему придется иметь дело с убийцей догловязой – что ж. Не такая уж это тяжелая плата … за собственное поведение … Путешествие обещает быть опасным – вот и хорошо. Есть все шансы наскочить на чей-нибудь клинок или поймать спиной стрелу – вот и славно. Безграничную благодарность следует заслужить.
– Ладно, – сказал он. – Посиди здесь. Я сейчас.
– Постой. Ничего никому не говори.
– Не скажу.
Подойдя к друзьям, которые наблюдали за ним все это время, он посмотрел на обоих, улыбнулся, и сказал:
– Мне нужно отлучиться.
– Надолго? – спросил Дир. – Мы подождем.
– Недель на шесть.
– Ого, – удивился Яван.
– А как же служба? – спросил Дир. – Ты должен ждать, пока князь не даст тебе знать.
– Как нибудь.
– Подожди, Дир, – попросил Яван. – Служба, надо же… Хелье, я не собираюсь вмешиваться в твои дела. У меня только один вопрос. Та, с которой ты сейчас говорил – она едет с тобой?
– Я бы не хотел это обсуждать.
– Значит, едет. Так вот – никуда ты не едешь с нею, либо мы едем все вместе.
– Почему же? – спросил Хелье.
– Потому что эту бабу я слишком хорошо знаю. Она пожертвует твоей жизнью за булавку для заколки волос. Нет, я не имею в виду, что она стяжательница и продажная тварь. Просто если завтра у нее недостанет булавки, а волосы заколоть нужно, и кто-нибудь пронырливый предложит ей эту булавку в обмен на твою жизнь, она не задумается ни на миг. Зови ее сюда. Нет. Сядь. Эй, красавица! – крикнул Яван. – А подойди-ка к нам!
Эржбета вспыхнула, глаза ее сверкнули. Тем не менее она поднялась, пересекла помещение, и остановилась у стола.
– Ты, я смотрю, не унимаешься, – сказал ей Яван. – Тебе все равно кто, когда, и зачем. Ты на его рожу-то поглядела? Он вчера только по деревьям лазил и девчонок деревенских за косы таскал. А ты его, стало быть, с собой, и сразу в темные дела.
– Я никого не беру с собой! – возмутилась Эржбета. – Что ты городишь! – Она повернулась к Хелье. – Что ты им наплел, гаденыш?
– Ничего он не наплел, – веско возразил Яван. – Это и так ясно. Едешь ты в Константинополь. И едешь ты туда, чтобы отнять у Васса то, что он схвитил у Марии. Подумаешь, вселенская тайна. Сегодня утром прискакал гонец от моего отца. Смеялся, рассказывал, как Васс лошадей и людей мучает по пути.
– Ты знаешь, Яван, что бывает с людьми, которые громко рассуждают о таких вещах? – спросила Эржбета, глядя на Явана зловеще.
– Мне тут давеча том спалили, – сообщил Яван. – Самого чуть не убили. Одним врагом больше, одним меньше, какая разница. А тебе я так скажу. Либо мы с Диром едем с вами. Либо ты поедешь одна.
Эржбета продолжала злобно смотреть на Явана. С другой стороны, путь опасный. Придется несколько раз иметь дело с незнакомыми людьми, нанимать ладьи и лошадей, останавливаться на постой, может даже уходить от печенегов. Надежных людей, как справедливо отметила Мария, в ее распоряжении нет. Что ж. Вот только язык у Явана длинный. Впрочем, его никто не слушает.
– Язык у тебя длинный, торгаш, – заметила она.
– Это все хорошо, – вмешался Дир, думавший все это время о своем, – но как-то мне неудобно, заметь, теперь отлучаться. Служба.