Добронега
Шрифт:
– Уговаривались на две, – заметил Дуб.
– Да, – сказал Житник. – Это точно. А только ведь не всяко слово верно в присутствии тиуна. Понятно, что Сивого ухайдакали именно вы. Также понятно, что не просто так я вас от холопства уберег.
– А что нужно делать? – спросил Дуб.
– Всему свое время, – отвечал Житник. – Настанет час, все узнаете. Бежать от меня даже не думайте. Не люблю.
***
Закатное солнце скрылось за Горкой, но небо было светлое,
Жители Жидове и близлежащих кварталов сбежались поглазеть на пожар. Горело лихо, весело, и с музыкальным почти треском, как бывает только, когда дом намеренно поджигают с четырех сторон и изнутри.
Яван, Дир и Годрик стояли в полуквартале от пожара – подходить ближе было бессмысленно, да и жарко. Ближе суетились только жители домов вокруг, с ведрами и бочками, опасаясь, что огонь перекинется и на их жилища. Дир был в кольчуге, которую давеча не снял специально, чтобы покрасоваться. Яван казался абсолютно спокойным. Годрик держал в руках потертые гусли, обнаруженные им в отсутствие хозяев в подвале дома. Пожар он обнаружил не сразу и едва успел выскочить, но гусли не бросил. Гусли были киевской делки, шлемообразные, десятиструнные, не похожие на новгородско-скандинавское пятиструнное крыло, и Годрику очень нравились.
Вскоре к обитателям, теперь уже бывшим, авраамова дома, присоединился Хелье.
– Когда загорелось? – спросил он.
– Недавно, – нехотя сказал Яван.
– Сплошные пожары, – заметил Хелье.
Весть о пожаре в Вышгороде пришла в Киев быстро, да и дым был хорошо виден из любой точки города. Хелье бросился к Диру, который только что вернулся в детинец вместе с Косой Сотней. Дир поведал, что Марию увез сам Добрыня и, по всей вероятности, она теперь где-то в детинце. Больше Дир ничего не знал. Хелье отправился к Владимиру. Ему сказали, что Владимир отсутствует. О местонахождении Марии с ним говорить отказались.
Еще некоторое время они молча смотрели на горящий авраамов дом.
– Ладно, – сказал Яван. – Дир, твое хозяйство я переправил с помощью Годрика к Куранту-Умельцу. У него три комнаты свободны.
– Мне князь дал комнату в своем тереме, – сообщил Дир, стараясь говорить как бы между прочим, без особой гордости, но с достоинством. – И Хелье тоже.
– Я в тереме жить не буду, – сказал Хелье. – Я не холоп какой, чтобы у властителя в доме столоваться.
Дир с удивлением посмотрел на него.
– Ладно, – Яван пожал плечами. – Годрик, брось ты эту рухлядь. Пошли, ребята, к Куранту.
– В Римский Крог зайдем по пути, – сказал Хелье. – Я там сленгкаппу оставил. Как на улице заорали про пожар, все повыскакивали, и я вместе со всеми.
– Зайдем, зайдем, – пообещал Дир покровительственно. – А насчет терема ты, Хелье, не прав.
– Глуп ты все-таки, Дир, – заметил Хелье. – Сколько народу давеча в Вышгороде положил?
– Служба…
– Холопство это, а не служба.
– Хелье!
– Служить надо с умом. Князь думал, что ты, как я, откажешься. И мне об этом сказал. Но ты напялил на себя этот хорлов невод железный и побежал людей убивать.
– Подожди … Князь?…
– Да. Проверял он нас, Дир, на что мы годимся. Ты оказался годным только на душегубство.
– А ты?
– А мне князь сказал, что когда будет важное дело, он даст мне знать.
– А мне?
– А тебе нет.
Дир опечалился.
Втроем, сопровождаемые Годриком с гуслями, они направились к Римскому Крогу в четырех кварталах от авраамова дома. Потерзавшись сомнениями, Дир все-таки снял с себя кольчугу и уложил ее в небольшую походную суму.
Народу в кроге было мало – действительно, как сказал Хелье, все побежали смотреть на пожар. Они сели за столик, а Годрик, постояв некоторое время в стороне, отошел к стене, сел на пол, и стал чистить гусли рукавом. Приблизился чашник и осведомился, что угодно дорогим гостям в смысле подчевания. Крог был из дорогих – чистый, опрятный, и слишком светлый, чтобы быть уютным.
Яван охотно пил вино из греческих виноградников и был на удивление спокоен, будто это вовсе не его дом горел в десяти минутах ходьбы от крога. Дир думал о том, что ему сказал Хелье. Хелье помалкивал, предчувствуя перемены.
– Не горюй, Дир, – Яван хлопнул его по плечу. – Будет и тебе честь и слава.
– Не знаю, – усомнился Дир.
– Еще не поздно. Сходи к Владимиру и скажи, что тебе нужно поразмыслить. Месяц отпуску. А за месяц, глядишь, появится важное дело, князь даст Хелье знать, ты присоединишься к Хелье, и покроются имена ваши славой.
Дир проворчал что-то неразборчиво.
– А самое главное и смешное на самом деле то, что выгоду от всех этих событий получают только межи, – продолжал Яван. – Вот уж заговор – всем заговорам заговор.
– Нет никакого заговора, – сказал Дир раздраженно, думая о своем.
– Нельзя отрицать очевидное. Великие мира сего знают и поступают в соответствии.
– Перестаньте препираться, – поприсил Хелье. – Может, великие и поступают, но нам до этого дела нет. Отношение великих к нам простое – они говорят «я дам тебе знать», и на этом дело кончается. Есть ли заговоры, нет ли их – нас не спросят, а устроят все, как им нравится.
– К тебе, кажется, пришли, – сказал Яван мрачным тоном.
– А?
– К тебе. Не ко мне. Я сперва подумал, что ко мне, но вижу, что к тебе.
Хелье обернулся и резко отодвинулся, чуть не опрокинув лавицу.
– Нам нужно поговорить, – произнесла возникшая рядом с ним Эржбета, глядя на него сверху вниз. – Пойдем со мной. Времени мало.
Внимание ее привлек перстень на пальце Хелье. Хелье заметил взгляд.
– У меня время есть, но с тобой мне разговаривать не о чем.
– Есть, уверяю тебя, – сказала она спокойно. – Вон в том углу столик свободный.