Доброй смерти всем вам…
Шрифт:
Я не человек. Я не логр, но могу стать им обратно. И даже человеком без дураков. Нет, не я сама — мой род и мой ребёнок. Два рецессивных гена диргости в логре дают доминантного дирга. Дирга-альфу. Два рецессивных гена человекости в дирге или логре могут дать человека. Если такой же логрочеловек, как я, или диргочеловек скрестит со мной шпаги… Ну, сделает мне внутриматочное или внутримышечное вливание. То, возможно, моя личная фига активизируется. И — возможно — за её стенку зацепится обыкновенный ребёнок, как на следующей картинке в этом атласе, которая изображает брюхатую человечицу
Нет, не считай, что если я мету перед тобой языком, то ты можешь меня вычислить по скрину, взломать защиту и напустить на меня пативенов. В форменные брюки вы все напустите, вот что. Нас берегут и ласково называют левеллерами, уравнителями возможностей. Перед нами благоговеют. Без нас им всем достанется разгребать по сотне суицидных дел в каждом энпэ ежемесячно да ещё подтирать выплеснутые наружу мозги, соскребать клюквенный кисель с асфальта и молофью из-под солидного крюка для ванных полотенец. Извини за конкретику.
Ну, а если на нас решат конкретно наехать — мы показываем нердам вроде тебя только концы верёвочек, которые легко обрубить. Острым-преострым кинжалом. Очень близко к вашей стороне.
И вайпать ты меня тоже не будешь. Себе дороже. Откуда ты знаешь, что мой пруф в голом и беззащитном виде — подстава? На самом деле это так и есть, потому что в жизни я куда лучше. В натуральную величину и с наружной температурой тела тридцать восемь и пять по Цельсию. Как собака или кошка. Это с наружной, а внутри, в дырочке, — можешь себе предста…
Заказать меня обычным порядком? Послать реквест по дипнету? Нет, ты это серьёзно, кун?
Ойй. Я прямо кончаю вместе с твоей милой жизнью. Твоя бессмертная лоли-тян ждет твоего инвайта.
Не вздумай принять игру за реал. Только не это, тупица хренов.
11. Рунфрид
Во мне мистическая бретонская, кельтская кровь сочетается с бретонской же тяжеловесной рациональностью. Что мои родители получили на берегах туманного Альбиона — не знаю, но, должно быть, поровну и того, и другого. У обоих в роду числились и рыжеволосые скотты, и синекожие англы — род отца превосходил своей знатностью Вильгельма Завоевателя, только что располагался в основном с левой стороны гербового щита.
В общем, по всему по этому я куда больше понимаю мою Синдри, чем остальные представители семейства. Во всяком случае, тешу себя надеждой что понимаю.
Она до сих пор тинэйджер, хоть ей перевалило за второй десяток. С нами, долгожителями, такое случается. Удивительно красива, если слегка уменьшить масштаб. На одной из иллюстраций к ирландскому эпосу таким изображали Талиесина — Серебряную Прядь: светлые волосы до плеч, смугловатая кожа, точеные черты лица, фигура, стройная как лук. Способность ко всем говорам и всем ремёслам.
Если Трюггви, строго говоря, девушка, потому что родился «от девы», то Синдри с некоторым допуском можно считать юношей. Мать её смешала в себе поровну обе составляющие, и если бы она, то есть я, была человеком хотя бы в такой мере, как ма Этель, то мой ребенок мог бы выбирать, кем родиться. В каком-то смысле, опять-таки. Если бы я была дочерью одной родительницы, никакого выбора у Син не было бы вообще.
Но теперь я всё чаще вспоминаю и упорство моего собственного отца Гордона, и злой норов погибшего в утробе Маргариты мальчика.
Некоторое знание всё же передаётся генетически, хоть такое утверждение не слишком научно и уж не медику бы его повторять.
Синдри получила в наследство от предков вечную неудовлетворённость бытием. Авантюризм и способность к почти мгновенной мимикрии. Первое способствует суициду, второе заставляет черпать хмель жизни горстями, третье дарит защиту даже тогда, когда потомок ни о чём таком не думает.
Вот отчего мы подвергли Синдри такому испытанию в день инициации. И вот почему позволяем открываться перед всякими сомнительными личностями, не имеющими ни аватары, ни пароля и допусков — одну варьирующуюся легенду. Чтобы ей научиться отстаивать свою безопасность тогда, когда мы уже не будем иметь права её подстраховать.
Почему для нас вообще наступает время испытаний, когда лишь самые близкие, лишь друзья и побратимы не отодвигаются в сторону от юного дирга? (Ибо даже мать не имеет права считаться такой же близкой, как друг.)
Мы — верхнее звено в пищевой цепочке. Место, на которое претендует человек. Оттого нам приличествует иногда поддаваться ему в порядке возмещения — чтобы пощадить гордость. Происходит это, как правило, инстинктивно или наполовину осознанно. Мы не любим совершать ничего самоубийственного, кроме самого последнего ритуального жеста, которому нас почти вынуждают бессмертие и неуязвимость. Однако человек убивает нас до конца крайне редко. Что по теории вероятности значит — никогда.
Ну вот. Пока Синдри увлечённо играет в поддавки с неким условно юным типом, якобы жаждущим убежать из реальности куда подальше, моя бретонская основательность прилагается к сугубо основательным (скверный каламбур) и вполне реальным предметам.
Иначе говоря, я получила заказ. С нарушением правил — к мужчине должен был по традиции идти мужчина. Но, как объяснил наш Старший, Рагнлейв, или Волк Власти, там нужно было попробовать уговорить. Слишком необычной казалась причина вызова.
Когда же Рагнлейв хочет — того неизбежно хотят все.
Место, которое назначил клиент, слегка удивляло: не квартира, не гостиничный номер, снятый на день или два, но заброшенный лесопарк, который лет десять назад хотели облагородить во имя того, чтобы там развлекались жители Стекольны и ближнего Подстеколья, однако, похоже, помешали местные лепреконы. Бортовой камень троп кое-где повыкрошился, плитки проросли травой и оделись мхом, скамейки потеряли изначальный цвет, руины платных игровых площадок пережили не одно нападение близлежащих дачников, и деревья разрастались невозбранно на обломках униженной цивилизации. Ясени и каштаны стояли все в тусклом янтаре, ёлочки с меня ростом — сплошь в малахитовых бусах, клёны — в стыдливом румянце.