Добыча. Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть
Шрифт:
Арабская концессия была таким призом, на который калифорнийская компания и не смела надеяться. Компании была дана великолепная возможность, но, как считал председатель „Сокал“ Гарри Кольер, это также означало существенный экономический и политический риск. К 1946 году инвестиции „Стандард оф Калифорния“ в концессию „Арамко“ составили 80 миллионов долларов, было необходимо вложить еще десятки миллионов. Для получения доступа к европейским рынкам „Сокал“ и „Тексако“ решили проложить трубопровод через пустыню от Персидского залива до Средиземного моря. В своей основе это был тот же самый проект, к финансированию которого подталкивал правительство США Гарольд Икес, но теперь сами компании собирались выложить 100 миллионов долларов, чтобы оплатить проект. Перед „Сокал“ стояла еще более грозная проблема. Как только нефть придет в Европу, как ее продавать? Кольер знал, что покупка или строительство
Однако у „Сокал“ не было другого выбора, кроме как продолжать наращивать уровень производства, поскольку саудовское правительство, осознав размеры ресурсов, требовало увеличить добычу нефти, чтобы получить доходы, пропорциональные ее масштабу. Концессия всегда будет находиться в опасности, если „Арамко“ не сможет удовлетворить ожидания и потребности Ибн Сау-да и королевской семьи. Это был вопрос первостепенной важности для „Сокал“, и это значило, что „Арамко“ так или иначе должна направлять значительную часть нефти в Европу. Но прежде Трансаравийский трубопровод (ТАТ) должен будет пересечь несколько политических новообразований, некоторые из которых только начали свой путь к государственности. В Палестине вскоре может быть основано еврейское государство, вероятно поддерживаемое американцами, а Ибн Сауд был одним из самых известных и непреклонных противников такого государства. В регионе могла разразиться война. В первые годы „холодной войны“ была опасность и советского проникновения.
Также оставался вопрос о самом короле, та же самая озабоченность, которая заставила председателей „Сокал“ и „Тексако“ устремиться в Вашингтон в 1943 году. Ибн Сауду было далеко за шестьдесят. Он ослеп на один глаз, здоровье ухудшалось. Его энергия и устремленность создали и укрепили государство. Но что же случится, когда энергия иссякнет? Из его сорока пяти сыновей тридцать семь были живыми, но было ли это факторомстабильности или беспорядка? И на какую поддержку со стороны американского правительства могла рассчитывать „Сокал“ в случае политических проблем? При сложении всех факторов риска становилось очевидно, что „Сокал“ придется проводить собственную политику „кристаллизации“ и обеспечивать рынки другим путем. Ответом на многие проблемы „Арам-ко“ было расширение совместного предприятия. Распределение риска. Вовлечение других нефтяных компаний, чье присутствие увеличит политическую плотность и тем самым привлечет капиталы, международную экспертизу и, главное, рынки. Существенным был еще один аспект – Ибн Сауд настаивал, чтобы „Арамко“ на сто процентов оставалась американской, поэтому годились только две компании: „Стандард ойл оф Нью-Джерси“ и „Сокони“-вакуум“. Как вспоминал Гвин Фоллис, который занимался этим вопросом для „Сокал“, в Восточном полушарии они могли предложить „рынки, к которым мы вряд ли могли найти доступ“.
Логика более широкого привлечения некоторое время была очевидна не только Кольеру и другим нефтяным магнатам. Многие официальные лица в государственном департаменте и военно-морском флоте США призывали „Арамко“ привлечь дополнительных партнеров, у которых „имеются необходимые рынки, чтобы обеспечивать концессию“ и тем самым сохранить ее. „Сокал“ была поражена „удивительным энтузиазмом, с которым государственный департамент получил наше сообщение, что эта сделка рассматривается“. Независимо от того, действительно ли Вашингтон играл явную роль „свахи“ или нет, было ясно, что расширение участия в дальнейшем будет основополагающей целью американской стратегии, которая состояла в том, чтобы расширить производство на Ближнем Востоке, сохранив таким образом ресурсы Западного полушария, и увеличить государственные доходы Ибн Сауда, обеспечив таким образом сохранение концессии в руках американцев. Как сказал об этом в 1945 году министр военно-морского флота Джеймс Форрестол, ему „было безразлично, какая именно американская компания или компании разрабатывают арабские резервы“, лишь бы они были американскими. Весной 1946 года „Сокал“ начала переговоры с „Стандард ойл оф Нью-Джерси“.
„Джерси“ с готовностью откликнулась. Перед компанией стояла проблема нехватки нефти, и Европа была ее самым уязвимым рынком. Как же „Джерси“ собиралась найти необходимую нефть? Несмотря
Пока две стороны договаривались о цене вступления, Гарри Кольер, председатель „Сокал“, столкнулся со своими собственными служащими, которые восстали против самой мысли о приглашении „Джерси“ в „Арамко“. Атака велась из производственного отдела „Сокал“ в Сан-Франциско, который отвечал за превращение голой пустыни в сад и не хотел отдавать бразды правления более крупным и сильным партнерам. На протяжении тринадцати лет держатели акций не получали дивидендов от инвестиций в Аравию, и только сейчас, в 1946 году, концессия начала становиться прибыльной. Зачем отдавать ее „Джерси“? Еще более горластыми оказались нефтяники, возглавляемые Джеймсом Макферсоном, инженером „Сокал“, ответственным в „Арамко“ за работу на нефтяных месторождениях в Саудовской Аравии. Он доказывал, что концессия является „золотым дном“. Макферсон намеревался превратить „Арамко“ в главную независимую силу в мире нефти. Он указывал на глобус и говорил своим служащим: „Это наш нефтяной рынок“. Он утверждал, что „Арамко“ уготовлено стать „самой великой нефтяной компанией в мире“. Но теперь, ядовито заявил он, „Арамко“ и „Сокал“ должны превратиться в придаток производственного отдела „Джерси“.
Гарри Кольер, напротив, считал, что „Арамко“ сможет продавать так много дополнительной нефти, получив доступ к системе „Джерси“, что в конечном итоге у „Сокал“ будет гораздо больше „золота“, чем если бы она продолжала действовать вместе только с „Тексако“. Более того, сделка позволит „Сокал“ компенсировать все свои прямые инвестиции. Кольер был боссом, человеком сильной воли, его не просто так называли „Ужасным магнатом“. Он считал, что союз с „Джерси“ был более безопасным курсом, поэтому „Джерси“ следовало приглашать. В конечном итоге „Арамко“ не было суждено стать самой большой нефтяной компанией в мире. Спор был завершен.
Одновременно с обсуждением того, как „Джерси“ войдет в „Арамко“, „Джерси“ вела отдельные переговоры с „Сокони“ о возможности и ее участия. Но и у „Джерси“, и у „Сокони“ имелись два серьезных препятствия для вступления в „Арамко“: их членство в „Иракской нефтяной компании“ (ИНК) и Калуст Гульбен-кян. В двадцатые годы компании потратили шесть лет и многие тысячи часов, безрезультатно пытаясь прийти к совместному соглашению об ИНК. Одним из его ключевых положений было знаменитое Соглашение о красной линии, которое определяло, что участники ИНК не могут действовать самостоятельно внутри границы, которую Калуст Гульбенкян начертил на карте в 1928 году. Саудовская Аравия, несомненно, было внутри красной линии, и „самоограничительная“ 10 статья соглашения об ИНК запрещала „Джерси“ и „Сокони“ вступать в „Арамко“ без остальных – „Шелл“, „Англо-иранской компании“, „Французской государственной компании“ (ФГК) и самого мистера Гульбенкяна.
„Джерси“ и „Сокони“ уже на протяжении некоторого времени хотели выйти из Соглашения „Красной линии“, как выяснилось, оно принесло им не так уж много добра – быть в смирительной рубашке в самом изобильном нефтяном бассейне мира ради каких-то 11,875 процента на каждого в предприятии, которое они не контролировали. Правительство Соединенных Штатов помогло им вступить в дело в двадцатые годы, но теперь было абсолютно ясно, что Вашингтон не собирается помочь им выйти из него в сороковые годы.
Тогда „Джерси“ и „Сокони“ нашли способ выпутаться самим. Один из администраторов „Сокони“ назвал его „бомбой“. Средство было названо доктриной „вытекающей незаконности“. В начале Второй мировой войны британское правительство взяло под контроль акции ИНК, принадлежащие ФГК, а Гульбенкян уехал вместе с коллаборационистским французским правительством в Виши, где был аккредитован в иранской дипломатической миссии в качестве торгового атташе. Присвоение акций Лондоном было обосновано тем, что и ФГК как компания, и Гульбенкян имели постоянное местопребывание на территории под нацистским контролем, а, следовательно, рассматривались как „вражеские подданные“. В соответствии с доктриной „вытекающей незаконности“ все соглашение об ИНК таким образом перестало иметь юридическую силу.