Дочь фортуны
Шрифт:
– Это мое выходное платье. Я его одела, потому что хочу сделать свой собственный портрет. Возьми, это для тебя, - передала ему кошелек девушка.
– Что это?
– Мои сбережения для… для того, чтобы ты выкупил еще одну бедняжку, Тао. Этим летом я намеревалась отправиться на поиски Хоакина, однако ж, пожалуй, так не поступлю. Я уже знаю, что никогда его не найду.
– Кажется, все мы когда-то отправились на поиски одного, а обрели совсем другое.
– И что искал ты?
– Познаний, мудрости, вообще-то я уже и не помню. Все вышло наоборот: я встретил китайских куртизанок и сполна познал невезение, в которое угодил.
– Как же мало в тебе романтики, дружище, ради Бога! Хотя бы проявляя учтивость, ты должен был сказать, что также встретил и меня.
– Тебя бы я встретил в любом случае, это было предопределено самой судьбой.
– Ой, только не рассказывай мне теперь сказки о перевоплощении…
– В самую точку. В каждом перевоплощении мы встречаемся друг с другом снова и снова, пока с нашей кармой
– Звучит просто изумительно. Как бы то ни было, в Чили я не вернусь, но также не собираюсь и вечно где-то прятаться, Тао. Сейчас, как никогда прежде, я хочу быть собой.
– Ты – это всегда ты.
– Моя жизнь здесь. Другими словами, если ты хочешь, чтобы я тебе помогла…
– А Хоакин Андьета?
– Возможно, светящаяся во лбу звезда означает, что тот уже мертв. Только представь себе! Все это умопомрачительное путешествие, по большому счету, я совершила тщетно.
– И ничего не впустую. В жизни-то я нигде не бывал, Элиза, тем более, не ходил столько.
– То, что мы бродим вместе, не так уж и плохо. Проводи меня, намереваюсь сделать свой портрет и отправить его мисс Розе.
– А ты можешь сделать еще один для меня?
Держась за руки, они пошли пешком до Площади собрания, где расположились несколько палаток, оказывающих фотоуслуги, и среди них выбрали самую броскую. В окне, напоказ всем проходившим, стояла коллекция с изображениями искателей приключений памятного сорок девятого года. Среди них были молодой человек со светлой бородой и смелым выражением лица, держа в руках кирку и лопату; группы шахтеров в одних рубашках с устремленным взглядом в фотокамеру, очень серьезных на вид. Также присутствовали китайцы на берегу какой-то реки; индийцы, промывающие золото в изыскано сплетенных корзинах; семьи первопроходцев, расположившиеся вблизи своих контейнеров. Тогда дагерротипы уже вышли из моды и были лишь связующим звеном с прошлым, неким доказательством того, что в истории действительно имело место такое шумное событие, как вызванные охотой за золотом приключения. Говорили, что в восточных городах живут многие, кто никогда не был в Калифорнии, и такие предпочитали запечатлевать себя на портретах на фоне шахтерских инструментов. Элиза была убеждена, что необыкновенное изобретение фотографии определенно развенчивало умение художников, которые встречались с подобным крайне редко.
– У мисс Розы есть собственный портрет с тремя руками, Тао. Его написал знаменитый художник, но я не помню его имени.
– С тремя руками?
– Ладно же, сам художник нарисовал две, но она добавила картине еще одну. Ее брат Джереми чуть не умер, увидев произведение искусства.
Девушка пожелала оформить этот дагерротип в изысканную рамку из позолоченного металла, украшенную красным вельветом, а затем поставить его на письменный стол мисс Розы. Носила с собой письма Хоакина Андьета, чтобы все-таки увековечить их хотя бы на фотографии, пока те еще не рассыпались. Внутри палатки складывалось такое ощущение, будто находишься за кулисами небольшого театра: там были занавески, украшенные цветочными беседками и озерами с цаплями, присутствовали греческие колонны из картона, гирлянды из роз и даже бальзамированный медведь. Фотографом оказался некий, постоянно куда-то спешащий мужичонка, который, хотя и через пень колоду, все говорил и говорил и передвигался по помещению скорее лягушачьими прыжками, усиленно стараясь избегать разбросанный по мастерской хлам. Окончательно разобравшись со всеми деталями, он расположил Элизу с любовными письмами в руке перед столом и приставил к ее спине металлическую палку, что служила опорой для шеи, и была довольно похожа на ту, к которой прибегала мисс Роза во время уроков игры на фортепиано.
– Она нужна для того, чтобы вы не двигались. Смотрите в фотоаппарат и не дышите.
Мужчинка скрылся под черной тряпкой, и спустя миг девушку ослепила белая вспышка, а исходящий неприятный запах вызвал чих. Чтобы сделать второй портрет, отложила в сторону письма и попросила Тао Чьена помочь надеть жемчужное ожерелье.
На следующий день Тао Чьен очень рано вышел прогуляться за газетой, как, впрочем, поступал всегда еще до открытия офиса, и увидел заголовки целых шести колонок: Хоакина Мурьета убили. Вернулся домой с прижатой к груди ежедневной газетой, размышляя, как бы сообщить подобную новость Элизе, и каким бы образом та ее восприняла.
На рассвете 24-го июля, после трех месяцев езды по Калифорнии буквально наугад, капитан Гарри Лов со своими двадцатью наемниками прибыли в расположенную на юге штата долину Туларе. На ту пору все уже были сыты по горло преследованием призраками и бегом по ложному следу; жара и москиты лишь способствовали и без того не лучшей обстановке, а сами люди уже начинали друг друга ненавидеть. Три летних месяца езды верхом без конкретного направления по этим засохшим горам и с невыносимо палящим солнцем над головой обернулись настоящим мучением в обмен за полученную плату. В населенных пунктах видели объявления, предлагающие в качестве вознаграждения за задержание бандита тысячу долларов. На некоторых из них ниже было нацарапано следующее: «я плачу пять тысяч» за подписью Хоакина Мурьета. Люди попали в смешное положение, и им осталось лишь три дня, чтобы уложиться в предусмотренный срок. Если бы они возвратились с пустыми руками, то не увидели бы даже и цента из предлагаемой правителем тысячи долларов. Вот что должно было стать их удачным днем, потому что именно когда уже потеряли всякую надежду, натолкнулись на группу из семи совершенно неподготовленных мексиканцев, расположившихся лагерем под несколькими деревьями.
Позже капитан сообщил, что они взяли с собой слишком роскошные костюмы и инструменты. К тому же в распоряжении находились самые изысканные скаковые кони, что и являлось весьма излишней причиной пробуждать в окружающих какое-либо недоверие, а потому вполне допускалось приблизиться и потребовать у них всем вместе выступить заодно. Вместо послушания подозрительные личности совершенно несвоевременно бросились было убегать на своих лошадях, хотя до того, как удалось сесть на животных, их уже окружила стража капитана Лова. Единственным, кто геройски не замечал нападающих и продвигался вперед к своей лошади, словно не слыша предостережений, похоже, был сам главный. За поясом у этого человека находился охотничий нож, со сбруи свисало оружие, дотянуться до которого уже не было возможности, поскольку капитан представил к его лбу свой пистолет. В нескольких шагах другие мексиканцы внимательно наблюдали за происходящим, готовые прийти на помощь своему лидеру при первом же проступке стражи – так выходило по словам одетого в униформу капитана Лова. Вскоре люди предприняли отчаянную попытку бегства, возможно, с намерением отвлечь стражу, а тем временем их предводитель одним превосходным махом вскочил на своего мощного гнедого коня и пустился бежать, нарушая ряды войск. Тем не менее, очень далеко уйти так и не удалось, потому что единственный выстрел из ружья сразил животное наповал, которое упало на землю, захлебываясь в собственной крови. Тогда всадник, который был ни кем иным как знаменитым Хоакином Мурьета, - как заверял капитан Лов, - вмиг стал быстроногим и не оставил страже иного выбора за исключением разрядить свои пистолеты прямо в грудь бандита.
– Больше не стреляйте, все уже сделано, - вот каковы были последние слова того, кто, побежденный смертью, продолжал медленно падать на землю.
Такова была драматическая версия прессы, к тому же не осталось ни одного живого мексиканца, чтобы изложить ход событий. Храбрый капитан Гарри Лов уже начал было отсекать ударом сабли голову предполагаемого Мурьета. Кто-то обратил внимание, что у очередной из жертв обезображена рука, и остальные немедленно согласились с тем, что речь шла о Джеке Три Пальца, ведь его тоже обезглавили, а заодно и отсекли поганую руку. Двадцать стражников галопом отправились в путь к следующему населенному пункту, находящемуся на расстоянии в несколько миль, но стояла такая адская жара, и голова Джека Три Пальца была настолько продырявлена выстрелами, что начала крошиться, почему и выбросили ее где-то по дороге. Преследуемый мухами и дурным запахом, капитан Лов понял, что должен был бы сберечь эти остатки либо так и не прибыть с ними в Сан-Франциско, чтобы получить свое заслуженное вознаграждение, и оставалось разве что положить их в здоровенные можжевеловые склянки. Этого мужчину принимали точно героя: ведь именно он освободил Калифорнию от худшего бандита за всю историю страны. Однако до конца вопрос решен не был, - как указал на то в своем репортаже Джекоб Фримонт, - во всей истории чувствовался сговор. Изначально, никто не мог доказать того, что все события случились так, как и говорили Гарри Лов и его люди. Хотя наружу и вышло нечто подозрительное, заключающееся в следующем, а именно: после трехмесячных безрезультатных поисков погибли семеро мексиканцев, причем в тот момент, когда капитан нуждался в них более всего. Кого-то, кто смог бы опознать Хоакина Мурьета, также не было; к обозрению представлялась лишь голова, и в том, что она принадлежала известному бандиту, удостовериться было нельзя, хотя сходство последней оказывалось налицо, - так сказал человек.
На протяжении недель в Сан-Франциско выставляли на обозрение останки предполагаемого Хоакина Мурьета и руку его мерзкого сторонника Джека Три Пальца перед тем, как забрать их с собой в победное путешествие по оставшейся территории Калифорнии. Очереди любопытных все ходили вокруг блока домов, и среди них не осталось никого, кто бы ни видел вблизи столь злополучные трофеи. Элиза была одной из первых, кто с ними ознакомился, и ее сопровождал Тао Чьен, потому что не хотел, чтобы подобному испытанию девушка подверглась в одиночестве, несмотря на то, что новость они встретили с поразительным спокойствием. После, казалось бы, вечного ожидания под солнцем, наконец, подошла и их очередь войти в здание. Элиза вцепилась в руку Тао Чьена и решительно продвигалась вперед, не думая о струящемся поте, что пропитывал платье, и о дрожи, которая так и трясла все тело. Двое оказались в затененном помещении, еле освещенном большими восковыми свечами, что располагало к появлению различных надгробных духов. Черные полотна закрывали стены, а в углу находился некий мужественный пианист, который все долбил и долбил несколько похоронных аккордов, исполняя подобное более со смирением, нежели с истинным чувством. На столе, также покрытом тряпками с катафалка, стояли два стеклянных флакона. Элиза закрыла глаза и перестала следовать за Тао Чьеном, уверенная в том, что издаваемые пианино аккорды успокоят барабанную дробь ее сердца. Наступила некоторая пауза, девушка почувствовала нажим руки своего друга в своей, сделала глубокий вздох и открыла глаза. Затем посмотрела на голову несколько секунд и тотчас перестала рваться наружу.