Дочь генерала
Шрифт:
Отец Олег с Наташей забегали между кухней и столом, она вернулась в кресло.
— Вот, деточки, рак у меня обнаружили. Метастазы в тех органах, которыми грешила. Да вы не расстраивайтесь, все нормально, все хорошо. Одно я не успела: церковный хор создать. Только научу кого из приезжих, как они уезжают. Враг тут на людей крепко воюет. Даже монахини две были — не выдержали. Место здесь такое: авангард! Первая линия обороны.
Матушка еще немного посидела, да и заснула прямо в кресле. Отец Олег подхватил ее худенькое тельце в болтающемся платье и перенес в спальню
Вернулся, сел за стол и всхлипнул:
— Оленька ведь на себя все мои грехи взяла, чтобы мне храм успеть достроить. Вы же видели, там еще года на три работы: колокольня, роспись, иконы… А я тут лежал недавно и умирал. Да, да!.. Холод ноги-руки сковал, тело всё одеревенело… Матушка меня перекрестила, на дочку оставила, а сама в храм на лошадке уехала. Она там всю ночь на коленях перед открытыми царскими вратами простояла. Просила меня оставить, а самой вместо меня… умереть чтобы…
Отец Олег вытер глаза и замолчал. Сергей налил ему красного вина.
— А я в ту ночь уснул крепко. Утром проснулся здоровым, будто мне десяток лет сбросили и все болезни из тела вышли. Вот и прыгаю теперь, как молодой. А Оленька… Как же я без нее-то? Она же всю жизнь меня на своей спине возила. Она для меня, как ангел-хранитель была. Я за ней, как за каменной стеной…
— Отец Олег! — послышалось из спальни. — Ты что там, родной, плачешь, что ли? Не надо. Ребятки, вы не слушайте его. Подойдите ко мне.
Молодые робко вошли в спальню, где на кровати сидела больная. Наташа за спиной мужа торопливо промокала глаза.
— Детки, мы же христиане! Нам ли смерти бояться? Ведь там — встреча с Богом Любви, там блаженство, там светлый покой. Не плачьте обо мне, дорогие. Идите ко мне, давайте обнимемся.
Сначала Сергей, потом Наташа бережно обняли ее худенькие плечики. Она каждого погладила по щеке, поцеловала в лоб и перекрестила. Ее глаза сияли. Она улыбнулась:
— Ну вот так. Очень хорошо. Теперь прощайте, дорогие… Теперь уж до встречи в раю. Это не долго!
Внедорожник медленно полз по колее. А внутри происходила беседа:
— Наташа, прекрати!
— Не могу…
— У меня уже все плечо мокрое от твоих слез.
— Еще чуть-чуть и всё. Гм! Гм. Фу-у-у. Ну вот, я и справилась.
— Послушай, жена любимая, если мне будет суждено умирать, умоляю: не плачь. Ладно? Человек из неволи выходит на свободу. У него впереди блаженство! А вы заставляете его переживать за вас. Нехорошо!
— Ладно, постараюсь…
— Что постараешься?
— Быть спокойной, как сервант.
— И тебе что же, не будет меня жаль?
— Будет, конечно. Но ты же сказал: не плачь. Я и не буду.
— Только попробуй! Я из гроба встану и по шее надаю.
— Не надо из гроба! Я в обморок хлопнусь. Всегда мертвецов боялась. Так, Сережа, мне плакать или нет?
— Плакать, конечно! Еще чего… Только благообразно и тихо, без надрыва. Но проникновенно. И искренно. Да. И чтобы псалтирь круглые сутки надо мной! По очереди с детьми, братьями и сестрами.
— Ладно. Будет исполнено. Не волнуйся. Умирай спокойно. А если я?
— Думать даже
— А если?..
— Не дозволяю! И все!
Старик и озеро
Генерал перенес на ногах инфаркт, ушел в отставку и переселился на дачу.
Наташа любила приезжать к нему. Пока Сергей неспешно беседовал с тестем, она играючи убирала пустоватый дом и варила суп. Старик сидел под навесом у старого каштана и смотрел перед собой. Так он мог сидеть часами. Там расстилалось широкое поле с перелесками у горизонта, сквозь озеро протекала река, а от горизонта вверх взлетало огромное небо.
Каштан этот посадил прежний хозяин дачи давным-давно. Когда на Новом Арбате появилась каштановая аллея, бывший киевлянин, нашел питомник, в котором вывели северный каштан, купил три саженца. Посадил их рядком над озером, прижился один. Когда впервые каштан выпустил бело-розовые пирамидки соцветий, над озером раздалась протяжная песня: «Ой, квитут каштаны по-над Днипровськой хвылей!..» Потом киевлянина вконец замучила ностальгия, и решил он вернуться на родину, дачу продал генералу. Со временем обрыв наступал, вплотную приблизился к дереву, корни его частично обнажились и свисали над озером. На этих лианах как на тарзанке любили раскачиваться мальчишки.
Узловатые ветви каштана напоминали опущенные руки генерала с набухшими венами и толстой дрябловатой кожей в серых пятнах и рубцах. Ранним летом они оба оживали: каштан выпускал из корявых ветвей пышные белые соцветия, а на суровом лице старика появлялась едва заметная улыбка. Мы еще поживем, говорили они друг другу. Генерал поглаживал мозолистой ладонью теплую кору, вдыхал сладкий запах соцветий и слушал, как жужжат вокруг пчелы.
Картину стариковского приюта дополняли кудлатый пес и пузатый кот — оба в шерсти цвета хаки с рваными ушами и ранами на мордах. Эти ветераны дачных войн лениво развалились в ногах старика, чутко реагируя на каждое движение командира. Они пришли сюда сами, получили скромный солдатский паек, да так и остались со стариком. Он с ними делился кашей с тушенкой, свежей рыбой, занесенной соседом-рыбаком. Впрочем, эти парни не брезговали и картофельными очистками, и даже острыми рыбьими костями. Мышей в округе всех подчистую уничтожили. Лешкиных курей, пропавших в прошлом году, — кажется, так же…
Подсаживалась к мужчинам Наташа, старик расспрашивал о новостях, сам скуповато рассказывал о дачных событиях. Но это неважно, о чем они говорили. Они втроем просто делились внутренними накоплениями доброты и каждая фраза переводилась на язык души так: «Я люблю вас. Вы мне дороги. Мы вместе».
Потом Сергей разжигал костер, ставил на угли мангал и жарил шашлыки.
На запах жареного мяса иногда заглядывали соседи: офицер спецназа Леша или журналист Боря. Но только по очереди. Вместе они тут сидели только раз, поссорились, и Леша избил журналиста. Этому не смог воспрепятствовать даже генерал, повисший сзади на драчуне. С тех пор они появлялись только поодиночке — кто первым успеет.