Дочь горного короля
Шрифт:
– Тогда одним бойцом у вас станет меньше. Не думаю, однако, что он это сделает. Скорее ему, как и мне, станет грустно оттого, что ты в такое время оскорбляешь своего брата.
– Он мне не брат! Шлюхино отродье!
– Ну, хватит! – заорал Гвалчмай. – Я Сновидец и знаю всю правду. Колларин уже ее высказал, хотя, пожалуй, не должен был. Тебя, юноша, гложет твое всем заметное сходство с Келлином. Вы в самом деле братья, и никакой бранью этого не поправишь. Придется тебе перерасти это, и лучше, если начнешь прямо сейчас.
Подросток вылетел вон, бешено распахнув дверь на холщовых петлях. Снег полетел со двора, и кто-то из детей снова затворил дверь, опустил щеколду. На ребячьих лицах читался испуг.
– Порой, – сказал Колларин, – жизнь бывает жестокой без всякой нужды. Вы видели, что здесь случилось. Зло идет не от дьявола с рогами – будь это так, мы могли бы от него убежать. Оно прорастает из слова, сказанного в сердцах, вливается в уши слушателей и долго остается незаметным, пока не распустятся пышным цветом ярость, жадность и зависть. Вспомните об этом, когда подумаете со злобой о брате или сестре по клану.
– Знаешь, какой буйный нрав у отца Ярена? – сказал курчавый Келлин. – Он тебя правда убьет. Ты бы достал себе меч.
– Достану, если понадобится, а пока давайте играть. Кто знает игру «поймай медведя»?
Гвалчмай потихоньку вышел, провожаемый веселым визгом и смехом. В холодном воздухе уже пахло весной.
Прав Колларин, подумал, ежась, старик. Зло – не посторонняя сила, подчиняющая себе невинные сердца. Оно, заключенное в кокон, спит в каждом сердце, но в один прекрасный день просыпается и начинает кормиться темными страстями души. Создатели древних мифов и преданий хорошо это понимали. Герои никогда не угнетают слабых, не лгут, не воруют, не пользуются своей силой ради наживы. Они стойко противостоят своим темным желаниям. Эти предания складывались как раз для того, чтобы научить юных бороться с живущими в человеке демонами.
Даже теперь, когда его Дар ослаб, Гвалчмай знал, что Ярена обуял его собственный демон. Все шепчутся, что Келлин ему, Ярену, брат – значит, отец был неверен матери и опозорил другую женщину. Мальчик, не в силах осудить отца, обратил свой гнев против Келлина. Ненависть к побочному брату родилась из любви к отцу.
Вскоре Гвалчмай увидел, что мальчик идет назад вместе с взрослым мужчиной, и не сразу вспомнил имя этого человека – Карс. Гвалчмай окликнул его, и Карс, отпустив руку сына, направился к Одаренному. Его тяжелое безбородое лицо побледнело от гнева.
– Ты солгал про меня, Сновидец. Будь ты помоложе, я убил бы тебя на месте. Иноземец – другое дело, он заплатит за честь моего рода.
– Разве кровь смоет позор? – спросил Гвалчмай, глядя ему прямо в глаза.
– Эта женщина на все готова за медный грош, – прошипел Карс. – Да, я спал с ней – а кто не спал?
– Это к делу не относится. Парнишка – вылитый ты, но и это не главное. Скажи, должно ли дитя расплачиваться за грехи своей матери? Разве оно виновато, что напоминает тебе о твоей случайной неосторожности? Что до иноземца, то он говорил одну только правду.
– Он обозвал меня грязным скотом! Это, по-твоему, правда?
– Он тебя не обзывал, Карс. Он объяснял детям, какими видят нас иноземцы. А Ярен обозлился и принял все на свой счет.
– Хватит болтать! – Карс вытащил из ножен свой клеймор.
– Что дальше, Карс? Пойдешь к детям и убьешь человека, который с ними играет? Послушай, как они смеются! Давненько наша детвора так не радовалась.
Дверь отворилась, и дети высыпали на снег. Карс замер на месте с мечом в руке. Дети притихли, а Колларин, кутаясь в зеленый плащ, вышел вперед. К нему подбежал мальчик – Келлин. Карс перевел взгляд с одного ребенка на другого, своего сына Ярена. Все стояли, как заколдованные. Карс воткнул меч в снег и опустился перед Келлином на одно колено. Мальчик молча смотрел на него.
У Гвалчмая колотилось сердце, перехватывало дыхание. Признав мальчика, гордый Карс лишится чести, посрамит весь свой род. Отвергнув родную кровь, опозорит себя одного.
Карс положил руки на плечи мальчику.
– Славный ты паренек. Если захочешь, я приму тебя в свой дом, к своему очагу.
Гвалчмай не верил своим ушам, Ярен едва сдерживал слезы. Карс подозвал его к себе, встал, протянул руку Келлину.
– Идем погуляем. – Келлин взял его за левую руку, Ярен за правую, и они втроем пошли к лесу.
– Занятная развязка, – сказал Гвалчмаю Колларин.
– Есть еще благородство в клане, – гордо ответил тот. – Теперь я умру счастливым.
– Ты вернешься к себе домой, – опечалился Колларин, – и будешь убит. Зачем? Ты же знаешь, что отдалишь свою смерть, если останешься здесь.
– Знаю. Есть мгновения, когда человек может изменить свое будущее, но на этот раз я ничего не стану менять. Мне нужно выполнить еще кое-что, сделать последний подарок Сигурни.
– Ты посадишь семя и заплатишь за это жизнью.
– Позаботься о моих собачках, очень уж я их полюбил. А мне пора. У меня там два кувшина с медовухой припрятаны – я слышу их зов!
Колларин протянул ему руку.
– Хороший ты человек, Гвалчмай, и смелый. Я знаю, тебе тревожно оставлять Сигурни. Я буду ее Одаренным вместо тебя и никогда ее не предам.
– Предатель найдется – не знаю только, кто.
– Я послежу за этим, – пообещал Колларин.
Слуга присыпал жар в очаге, заменил сгоревшие свечи новыми. Леофрик, зарывшись в карты, не обращал на него внимания. Он любил считать и планировать, но к этой кампании у него душа не лежала. Барон собрался воевать с горцами, которые много лет соблюдали мир – для того лишь, чтобы возвыситься в глазах короля. Ну и земля у южных границ, конечно, в цене поднимется.
Суета сует.
Слуга поставил перед ним горячий, приправленный крепкой настойкой травяной чай.
– Спасибо, ты очень внимателен, – пригубив питье, сказал Леофрик и тут же забыл о нем.
Армия выступает через десять недель. Каждый из шести тысяч солдат берет с собой четырехдневный запас провианта: фунт овса, восемь унций вяленой говядины, пол-унции соли. Семь грошей, в которые все это обойдется, умножить на шесть тысяч… слишком большой расход, барон будет недоволен.
Расчеты Леофрика показывали, что война обойдется в двенадцать тысяч четыреста золотых гиней, барон же выделил всего десять тысяч.