Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия
Шрифт:
– Мистер Вильямс, как вы думаете, почему греки нас не любят?
– Потому что они греки, вот и все, – ответил Счастливчик Джон. Он убедился ещё в начале путешествия, что его спутник сам знает ответы на собственные вопросы. Пусть тогда и отвечает.
– Вы правы, конечно, мистер Вильямс, но не все так просто. Эти греки, на Крите, решили, что если русские победят турок, то тогда их остров присоединится к Греческому королевству [78] . И теперь, когда они видят наши корабли, идущие на восток, на помощь туркам, они желают утонуть нам всем в морской пучине. На их месте я бы задумался: вдруг Россия
78
Греция стала независимым государством в 1830 году, после долгой войны за независимость против Турции. Но греческий остров Крит остался под властью турок еще на несколько десятилетий, и у его жителей были все основания быть недовольными таким раскладом.
Счастливчик Джон рассеянно слушал болтовню мистера Миллера. Его не интересовала судьба критских греков: будут ли они жить в Греческом королевстве, вырежут ли их турки, или сошлёт в Сибирь русский царь? Его интересовало лишь собственное путешествие.
Пока что произошла вынужденная остановка – неполадки с паровой машиной. «Море не любит французов, – ехидно заметил мистер Миллер, – если лягушатник плывёт на фрегате, нет ветра, а если на пароходе – пара». Судно уже третий день стояло в гавани Канея на острове Крит. Задержка не нравилась Счастливчику Джону, как и его попутчику, подозревавшему, что за эти дни Севастополь может пасть и тогда все его путешествие потеряет смысл. Поэтому сегодня они договорились с капитаном британского судна, отплывавшего на рассвете. Багаж уже был взят с французского борта, оставлен в портовой гостинице, а оба джентльмена прогуливались по маленькому городу и в его гористых окрестностях.
Что же касается недоброжелательства греков, то проявлялось оно постоянно: и в тавернах, и в лавках, и просто на улицах. Джентльмены несколько раз слышали вслед «алитис-инглезос, палио-инглезос, диаволос-инглезос» [79] . То, что это не комплименты, они догадались в первый же день.
– Лично я, – заметил Счастливчик Джон, – не доверяю местным мошенникам, поэтому ношу деньги при себе.
– Вы правы, мистер Вильямс, – ответил спутник по плаванию, – я не оставил бы их в номере, даже если бы нас обзывали на улицах «английскими ангелами». Если мне и предстоит разориться в этом путешествии, то пусть эта неприятность произойдёт под Севастополем.
79
«Инглезос» по-новогречески «англичанин». Остальные слова действительно далеки по смыслу от комплиментов.
– Лучше, если вообще не произойдёт, – ответил Счастливчик Джон.
На небольшом отдалении от города недоброжелательство не ощущалось, так как не было и местных жителей. Уже пришла быстрая и тёплая южная ночь; у греков нашлись какие-то ночные дела, но бесцельное хождение по горам к ним не относилось.
– Мистер Вильямс, не пора ли повернуть обратно и нам? – с лёгким беспокойством отметил мистер Миллер. – Огни в порту отсюда ещё видны, зато тропинку не очень-то разглядишь.
– Подождите немножко, – ответил Счастливчик Джон. – Я изрядно намёрзся в эту зиму, и южная ночь мне не надоест.
– Да, вы правы, мистер Вильямс, – сказал собеседник с почти ощутимым энтузиазмом в голосе. Он уже представил, как оставшуюся часть путешествия будет выведывать у спутника, где и при каких обстоятельствах он намёрзся зимой.
Пока же оба приятеля молчали, слушая цикад и прочую звуковую приправу к южной ночи.
– Мистер Вильямс, – чуть смущённо сказал мистер Миллер, – я отойду на несколько шагов, чтобы ненадолго побыть в одиночестве с местной природой.
– Валяйте, – кивнул Счастливчик Джон, – все равно удобств в Греции нет. Постарайтесь не укатиться в пропасть, а уж если укатитесь… – с доброй усмешкой добавил он. – Кстати, вы известили родню о намерении продолжить плавание на другом корабле?
– Конечно, нет, мистер Вильямс, – ответил мистер Миллер. – Откуда здесь нормальная почта?
С этими словами он спустился с тропинки, придерживаясь за кустарники.
Счастливчик Джон постоял на тропе несколько секунд. Затем осторожно пошёл следом. Перед этим нагнулся и поднял солидный булыжник.
– Это вы, ми… – послышалось из темноты. На этот раз мистер Миллер так и не смог задать свой вопрос до конца.
Глухой удар, короткий стон. Хруст веток, на которые опустилось упавшее тело.
Некоторое время спустя послышался новый шорох, быстро затихший. Счастливчик Джон был прав: на таком крутом склоне следовало быть осторожнее. Свалившемуся человеку (правда, ещё и получившему лёгкое ускорение) ничего не оставалось, как скатиться под обрыв.
Минуту спустя на тропе опять появился Счастливчик Джон. Его карманы стали вдвое толще.
– С этих греков все станется, – проворчал он, – увидели англичанина и убили. Алитис!
Из дневника Джейн
«Конец марта 1855 года. Какое-то село бескрайней России
Дорогой дневник, я ещё никогда не делала записи так поздно. Или так рано, это уж как посмотреть. Если на востоке небо уже чуть-чуть посинело, наверное, это не поздняя, а ранняя запись.
Или просто: запись на рассвете.
Вчерашним вечером у меня появилась перспектива остаться одной. Катерина Михайловна, Данилыч и Сэнди собрались на Пасху, в местную церковь. Поначалу я не проявила энтузиазма насчёт этой затеи, тем более Сэнди предупредил меня, что богослужение начнётся ещё с вечера и затянется на несколько часов.
Поэтому я решила было остаться в домике (или, как здесь говорят, khata), снятом у местного поселянина; пожалуй, более опрятном, чем прежние гостиницы. Но когда мои спутники начали собираться, причём Данилыч был предельно серьёзен, Саша – тоже, а Катерина Михайловна сочетала такую же серьёзность с привычной улыбкой, мне стало тоскливо. Я представила, как останусь одна в этой комнате, а может, и одна в доме – хозяева тоже собирались в церковь, – и вспомнила, что наша Пасха в этом году совпадает с русской.… Я про это совсем забыла из-за болезни. Так что я очень быстро собралась и присоединилась к ним, когда они уже выходили со двора.
Уже давно стемнело, но совершенно не ощущалась ночная тревога, столь обычная, когда приходится выходить из дома в позднюю пору. Может, потому, что рядом были мои спутники, которые не спешили и не тревожились, может, потому, что вместе с нами к церкви шли десятки людей, ничем не напоминавших привычных ночных прохожих, запоздавших или гуляк. Даже воздух, который обычно быстро холодает после захода солнца, на этот раз был немножко тёплым.
Когда мы пришли в церковь, надо заметить, достаточно большую для села, она уже наполнялась народом. Катерина Михайловна поговорила со священником (или его служкой, я плохо разбираюсь в одеждах русского духовенства), и он отвёл меня на верхнюю деревянную галерею, указав на место возле певчих. Тем самым я разлучилась с Сэнди, который мог бы объяснять мне происходящее, но скоро поняла мудрость этой идеи: церковь заполнилась, как городской терминал, на который прибывают пассажиры, а поезда – не отходят.