Дочь княжеская. Книга 1
Шрифт:
— Вы его знаете лично?
— Да… Мальчишками мы его сглупу потревожили. Случилась трагедия.
— Кто-то погиб? — осторожно спросила Хрийз.
— Хуже, — коротко ответил Несмеян.
Что может быть хуже смерти? Перерождение в неумершего, надо думать. Позже, и от других людей, Хрийз узнает о случившейся беде, пускай и не до деталей. Мать пострадавшего мальчика не приняла сына в новой ипостаси. Она убила его, а потом себя. Но, прежде чем умереть, прокляла его друга и Канча сТруви прокляла. Но если неумершему проклятия живых — один из вариантов энергетического корма, то малчишке, которым был тогда Несмеян Некрасов, пришлось несладко. Даже и до сих пор тянулись
— Во время войны они были герои, — объяснил учитель. — И когда города из пепла восстанавливали, тоже помощью неумерших не гнушались. А сейчас время мирное. Можно обойтись без них.
С затаённой горечью сказал, с болью. Несправедливость резала душу, и это вполне можно было понять, если вспомнить Ненаша Нагурна, и тот разговор с ним.
'Ещё и за это люблю',— думала Хрийз, — 'За то, что понимаешь'…
Она пила остывший счейг маленькими глотками, чувствуя, как растёт в груди немое отчаяние. Вот Он, рядом, протяни руку, и коснёшься. Поговори же с ним, отвлеки, вспомни что-нибудь смешное… Но это уместно было бы со сверстником или вот хоть с Гральнчем, а с учителем? С человеком, старше намного, вдовцом, отцом Юфи.
Прямо хоть письмо ему пиши, как та Татьяна. Чтобы нарваться на тематическую лекцию насчёт властвования собой. И дальше, по плану. Выйти замуж за генерала, открыть модный салон. Кого там Малкинична в судьбы сватала? Вот. За него замуж, за жабу оранжевую. Генерал он или нет (кто там на флоте парадом командует, генерал или адмирал?), неизвестно, но уж всяко не матрос и даже не боцман. Да. Хрийз крепко подозревала, что в этом случае вместо стольного града Стальнчбова она увидит кочевую жизнь по морским гарнизонам и базам, а модный салон кройки и вязания будет передвижным, очень компактным и только для избранного круга офицерских жён. И как туда, на закрытую территорию, попадёт Несмеян-Онегин, большой вопрос.
Злая это песня, любовь.
Встреча закончилась. Несмеян предложил проводить. Хрийз не отказалась. Пусть проводит… лишний раз побыть рядом, послушать его голос, его рассказы о городе. Он знал о Сосновой Бухте невероятно много.
Солнце ушло, оставив над морем ало-золотую, с отливом в зелень, полосу. Над городом плыли влажные малахитовые сумерки. Воздух был тих, неподвижен и полон запахов осенней листвы, поздних цветов и морской соли. На улицах один за другим зажигались центральные фонари…
Позже, в своей комнате, Хрийз прорыдала полночи, комкая и тиская подушку до судорог в сведённых пальцах.
Злая это песня, любовь
Одна беда от неё, если поёшь в одиночку, безо всякой надежды на ответ!
Глава 12. Жизнь на Грани (Дневники Фиалки Ветровой)
О сорок первом дне завершился мой метаморфоз, что все меня ждали, потому как была последняя. Стал парад на площади, что сам князь Сирень-Каменногорский принимал и с ним дармичанский правитель Цальнш лДипи. Надели мы форму Вольных Охотников, и нас объявили перед всеми. Сама княгиня светлая раслины вручила каждому из нас, что они её работа, она была мастер-ювелир, а и в Империи мало нашлось бы ровни её мастерству.
Каждому в свой черёд сказала она слово, а мне сказала:
— Благослови тебя Небеса, дитя.
А у самой слёзы в глазах, что лицо раскраснелось. Так я губами руки её коснулась, что холодной рука её была и дрожала, что сказала я, — не подведём! Побегут от нас желтоголовые, и не далеко убегут, смерть и ужас настигнут их, земля огнём обернётся, воздух угарным чадом, а и помирать им всем несладко придётся, и так со всеми станется, кто не успеет убраться с пути нашего.
Тут уже княгиня совсем расплакалась, что всем сказала:
— Благослови вас Небеса, дети мои. Благослови Небеса…
И встали мы на колено, и говорили клятву, и ударили после последних слов наших армейские барабаны. Так стали мы на службу воинскую, что началась для нас с того же самого дня…
Первый бой стался для нас в устье Звенящей Речки. Случайно получилось. Доктор сТруви говорил потом, что мы не были ещё готовы. Но мы справились, хотя и не совсем чисто.
А и было это так.
Схлестнулись два войска, в яви мира и в яви снов, и на Грани между ними, что перемешалось всё в туман, а туман тот нам родным показался, а и сила нам от него исходила, от смертей, его породивших, от боли живых и ярости и магии боевой. Так пошли мы навьими тропами, и упились вражьей мощью, как хотели, что она едва не разорвала нас, столько силы собрано оказалось. И ярость уронила нам разум, что подняли мы всё, к чему дотянуться могли, и всё шло на врага, и сминало его, и павшие бойцы врага вставали и оборачивались против своих же, и враг бежал от того ужаса, а мы следом шли.
Доктор сТруви разгневался, что назвал нас сосунками, да ещё и недоделанными, и показал нам, какую беду сотворили мы по неразумию своему. Отправил исправлять содеянное, что сам лично следил, по чести ли мы делаем. А дела на всех хватило, что поднять мёртвое не так сложно, как уложить его и напоить след покоем, а и Дахар возмутилась, что отказывалась уводить на грань души павших желтоголовых. Собакам собачья смерть, говорила она, а мы здесь не при чём.
Канч сТруви сказал гневно, что придумает ей наказание, а пока он думает, она пусть от дела не бегает, не то хуже будет.
И так мы всю силу истратили, что получили во время битвы, и полегли потом на две восьмицы, и впредь больше не поступали так. Хотя знали, что умеем и на что способны, но держали знание про запас, на нехороший случай, когда выбора иного не останется.
А то урок ещё был, что живые преподнесли. До того мы всё не понимали толком, что мы такое и как о нас другие думают. После мы уже сами расстояние держали, что так спокойнее казалось.
А было дело так.
В горном ущелье шла дорога, а шла она в сторону побережья, к Алой Цитадели, а и про Цитадель ту разговоры ходили один другого ужаснее, что детей желтоволосые свозили туда на муки и смерть, был в том им одним понятный смысл, а нам один лишь ужас и бессильная злость. Так мы пошли, все Девять, и стали там в засаду, ждать, когда появится очередной привоз, что не мог он мимо того ущелья пройти, иной дороги от гор туда не было.
Самая младшая из всех нас была Злата, даже и до метаморфоза она выглядела меньше своих зим, а после стала совсем как малышка зим восьми, тоненькая, кудрявая девочка. И вот стала она поодаль от дороги, у дерева большого, встала, обняла толстый ствол и давай плакать да маму звать, что жалобно так, со слезой, как у нас у самих на душе посмурнело. Обозники желтоголовые и купились на то. Сразу двое пошли, и один взял Златку за ворот, и оба смеялись, а им от дороги маг их заторопился, спасать дурней, да не успел, Ненаш его раньше упокоил. А Златка вывернулась да и впилась в горло тому, кто держал её, а второй не успел понять, что происходит, как и сам уже от Златки получил ровно всё то же самое, порванное горло и смерть. А с остальными справились быстро.