Дочь княжеская. Книга 1
Шрифт:
Потом мы открыли портал и увели спасённых в Дармицу, а прежде мёртвых всех сожгли, что не понять стало, как они умерли. Нельзя было пока желтоволосым знать, какой страх по их души здесь ходит.
А дети разные были, и маленькие совсем, и постарше, и даже как мы были, и среди них я увидела Сихар Тепчог из поморских сТепи, и ей обрадовалась: до вторжения мы жили вместе в Светозарном два лета и даже дружили, она была младше меня на два года. Так было, что Сихар в драку ввязалась, и не совладала, а меня узнала и позвала, что я пришла, желтоволосому на беду. То некогда было нам между собой поговорить, что уходить было надобно, и стали
Сихар отлично организовала малышей при проходе через портал, что ни один не потерялся и не получил травму.
Как пришли в Дармицу, что беда позади осталась, и я подошла к подруге, что говорить хотелось, послушать про наших из Светозарного, кто ещё жив и что теперь делает. А Сихар так стала, нарочно между мной и спасёнными, и крикнула, чтобы я уходила прочь, что была она из хорошей семьи, с наследственной склонностью к магии высших порядков, а знала, что убивала я желтоволосых, а и видела больше, чем обычный человек.
Я пошла от неё, долго сидела на солнце, что камни грело у побережья нашего с доктором сТруви места, и покоя мне не было, что забыть подругу не могла, лицо её, голос, взгляд. Как беда, то 'Фиалка, спаси!', а как страх позади остался, то 'поди прочь, упыриха'. Так нашёл меня Канч сТруви и велел спать идти, не должно мне нарушать режим, мала ещё. Тогда рассказала ему, как у меня стало с Сихар, а он не удивился тому.
— Живые, — сказал он, — никогда, пропади они пропадом, они не изменятся. Не должно тебе от них благодарности ждать, делай, что делаешь, и будь как будет, а что они о тебе думают и как поступают с тобой, то на их совести, не на твоей.
— А вы их лечите, — сказала я, и дождалась его повести.
Он был молодом врачом, одним из лучших в Дармице, что собирался учиться дальше и уехать потом в Имперский мединститут, в Первый мир, учиться дальше. Но сталась тогда над Третьим миром эпидемия, что никто не знал, как остановить её, а умирали многие, а и закрыли весь мир для остальной Империи, что почти списали его в чумные, запретные для посещений. Доктор сТруви заболел сам, когда уже почти нашёл решение. И сам на себе испытывал созданные им же лекарства, а только не успевал закрепить результат и потому прошёл инициацию. Неумершие не болеют, говорил он, это полезное качество. Комплекс лечения был разработан, что эпидемия ушла, и Третий мир вновь открыл границы, и прибывали в него переселенцы и так восстановились города, и ожили почти умершие было совсем княжества.
— В жизни неумершего, — говорил доктор, — есть три стадии. На первой он верит в людей и любит их и служит Жизни из великой любви ко всему живому и родной земле, призвавшей к служению. На второй он ненавидит людей, остро переживая любую неблагодарность живых, и хочет забрать свою Тень и так уйти из мира совсем. А на третьей снисходит на уязвлённую душу покой и остаётся только служение. Служение Жизни. Мы существуем ради служения, таков наш удел и наша суть. А живые о том могут думать, что им захочется, это неумерших уже мало касается.
Так говорил доктор сТруви, и я соглашалась с ним, но перед взором внутренним всё стояло искажённое лицо Сихар, что забыть не могла, и больно от того было по-прежнему.
Стали мы после того сторониться живых, и уходить, не дожидаясь проклятий, и так шли годы, что шли они для живых, а мы видели лишь друг друга, а и не властно время было над нами, всё те же лица видели друг у друга и казалось, будто время застыло в единой бесконечной битве. Другой жизни мы не знали.
Свирепей же всех нас стала Злата. Трудом дался ей метаморфоз, что после него сталось с нею безмолвие, и не заговаривала она сутками, ни с живыми, ни с нами, а и тормошили мы её, расспрашивали, да без толку особого. Отвечала коротко, и не о том, что думала. И так шло всё время, что отступились мы от неё. По буйности своей была она очень хороша в бою, что желтоволосым от неё покоя нигде не было. А она упивалась их кровью и муками, что остановиться не могла, и за то мы стыдили её, что говорили каждый, нельзя так с живыми, пусть и желтоволосыми, а и метаморфоз позади, не должно тебе до неразумия животного опускаться, на тебе раслин, княгиней Сирень сотворённый. Знаю, отвечала она, а не могу иначе. И как окончится война, подниму свою Тень и так уйду из мира совсем, говорила она, а пока держите меня, берегите живых из наших, что не должно им ко мне подходить, если сами смерти не ищут. На том и сошлись.
О девятом годе служения нашего встретился мне тот желтоволосый, что ушёл от меня в дни моего метаморфоза. А не случайно встретился, искал он меня, и про то сам сказал. И так сказал, что нелегко опознать ему меня было, не изменилась я на лицо совсем, но что аура моя изменилась и изменилас сильно, что не сказали бы ему другие, смотри, вот Фиалка Ветрова, так бы мимо прошёл.
А сам он тоже изменился, что был уже не тот потерянный мальчик, каким плакал тогда на берегу. Стал теперь справный молодой мужчина, крепкий и сильный, и в жёлтых его волосах процвели красные нити от испытаний, на его долю выпавших, а в ауре билась и клокотала такая мощь, такое неукротимое пламя, что меня закачало на расстоянии ещё.
— Ты всё ещё пьёшь кровь? — спросил он у меня.
— Нет, — отвечала я. — Не пью, и уже давно.
Тогда он шагнул ко мне, схватил за плечи, — и всё это быстро, быстрее, чем я могла отшагнуть, — и поцеловал, да так, что сила его потекла ко мне огромным сияющим потоком, что я двинуться с места не могла какое-то время. До того это сладко оказалось и ещё так оказалось, что я живой себя почувствовала и вдруг осознала со всей горечью, что именно я во время метаморфоза утратила. И всё же вырвалась от него, от безумного, отпрыгнула далеко и оттуда крикнула:
— С ума сошёл, желтоволосый, что творишь! Ты смерти ищешь?
Нет, Эрмарш Тахмир искал не смерти… Никто не знал, и сам он не знал, откуда в нём дар пробудился страшный, что жечь его изнутри взялся. Сила вырывалась из него могучим потоком, уничтожая всё вокруг без разбору, и призвать её к порядку никто не мог. Тогда посоветовали ему найти неумершего, чтобы тот рядом был во время буйных вспышек, а больше, говорили, никто погасить тот поток не сможет, никто из живых.
— Вот, я нашёл, — объяснил мне желтоволосый. — Тебя.
А глаза у него были как волосы жёлтые, с тёплой солнечной зеленью, и смотреть бы мне в них всегда, не отрываясь ни на мгновение…
— Будь со мной, Фиалка из рода Ветровых, — говорил он, сжимая кулак. — Вместе мы перевернём эту проклятую войну с ног на голову. Им нас не остановить.
Он ненавидел бывших своих соплеменников, ненавидел так, как мало кто способен ненавидеть вообще.
Так стали мы быть вместе: я, неумершая, и он, изгой, перескок, сын злого народа, пришедшего в наши земли убивать…