Дочь княжеская. Книга 2. Часть 2
Шрифт:
— Отдайте! — крикнула Хрийз.
— Не отдам, — коротко отрезал он. — Зачем вам эта книга?
— Надо!
— Неправильный ответ.
Хрийз стиснула зубы, сжала кулачки. Издевается?! А то как же, Лае это любит, мёдом не корми, дай на ком-нибудь оторваться.
— Сядьте… — он взял стул у ближайшего столика, подвинул его и сел сам. — Что с вами происходит, Хрийзтема?
Ну, хоть Браниславну опустил. Прогресс.
— Ничего, — враждебно буркнула она, усаживаясь за столик.
— Оно и видно, — скептически хмыкнул Лае. — У вас проблемы, я же вижу. Какие?
— Никаких, — отчеканила Хрийз, но в глаза ему посмотреть не решилась.
Раздражение ощутимо повисло в воздухе. «Шёл бы ты, а? — тоскливо подумала девушка. — Без тебя нехорошо!»
— Позвольте объяснить вам разницу между гордостью и гордыней, ваша светлость, — начал Лае невыносимым тоном.
Хрийз тут же отчаянно захотелось бросить ему: "Не позволяю!". И полюбоваться на его спесивую физиономию. Но она отдавала себе отчет, что после этого любования проживет недолго. Стоила ли минутка счастья кровавой казни и последующего беспросветного мрака? Наверное, все так нет…
— Гордость, — продолжал между тем Лае, — это, скажем, когда вы, упав и ободрав коленку, не ревете на весь мир и не требуете взять вас на ручки, а справляетесь сами. Гордыня же — это когда вы, упав, ломаете себе хребет. И, вместо того, чтобы принять помощь хотя бы даже без благодарности, с гневом отталкиваете всех, кто хочет вам помочь. С криком "Я сама!" вы пытаетесь встать самостоятельно, и даже встаете, и, может быть, делаете пару шагов. После чего падаете окончательно, и ваше окоченевшее тело отправляют на погребальный костер, ибо там ему теперь самое место.
Хрийз с неудовольствием поняла, что вредный преподаватель, в общем-то, прав.
— Вы считаете, что у меня сейчас сломана спина? — помолчав, спросила она настороженно.
— Именно, — кивнул Лае. — Иначе с чего это по городу развелось столько стекляников? Утром выхожу, а они буквально везде. Сами они в таком количестве точно не расплодились бы, да ещё за одну ночь. Кстати, где вы были и что вы делали прошлой ночью, ваша светлость?
Стекляниками назывались полумагические растения, распускавшие свои бутоны в мороз. Их цветы отличало одно, общее для этого вида свойство: прозрачные, как стекло, лепестки, со любым, но очень слабым пастельным оттенком.
— Вы что же думаете, Жизнь — это красота, благодать и отличная штука?-спросил Лае сочувственно.
Примерно так Хрийз и думала, если честно, но ей хватило ума промолчать.
— Это стихия. И как любая стихия, она опасна, в особенности же, если потерять над ней контроль. Погодите, доктор сТруви проснется, вы еще с ним объясняться будете. И знаете что? Не завидую!
— А… а почему сразу сТруви? — опасливо спросила Хрийз.
— А все остальные куда-то попрятались, — пояснил Лае. — даже Дахар обтекла стороной, песья дочь. — он волнообразно шевельнул пальцами, показывая, как именно обтекла Дахар. — А я-то, пень старый, сразу не понял! Дахар вам задолжала, не так ли?
— Нууу…
Понятно, — со вздохом сказал Лае. — Взять бы вас, через колено и ремнём по мягкому месту, чтоб сидеть не могла восьмицы три… Но, боюсь, Бранислав этого не одобрит. Он предпочтет смотреть со стороны, как вы будете вешаться, и вынет из петли лишь в самый последний момент.
— А вам что? — обозлилась Хрийз. — И не вмешивайтесь, тоже посмотрите… со стороны…
Лае молча смотрел на нее до тех пор, пока ей не стало стыдно.
— Вы мне сына напоминаете, — сказал он наконец. — Такой же дурак был и так же старших не слушал, и где он теперь. Рассказывайте, Хрийзтема. Что вас беспокоит?
Хрийз молчала. Потом выдавила из себя с неохотой:
— Вы мне не поверите…
— А вы расскажите так, чтобы я поверил, — дал добрый совет Лае, и тут же предупредил:- С места не встанете, пока не расскажете. Я на занятии от вашей ауры, грубо говоря, охренел полностью.
Хрийз вскинула голову, ушам своим не веря. Чтоб преподаватель, да ещё такой, как этот лТопи, выразился подобным образом…
— У вас сейчас откат, и он только начался. В самом скором времени вам придётся худо, да так, что рискуете просто не встать на ноги на длительный срок. В ваших интересах рассказать всё, уж как сумеете. С вами случился вовсе не спонтанный выброс силы, — чтоб мне сдохнуть, если я неправ! Вы сотворили с собой всё это осознанно, будучи в здравом уме и ясной памяти. Рассказывайте!
Хрийз свела вместе кончики пальцев. Думала. Обругает же, как есть обругает!
Меньше всего рассказывать хотелось именно Лае…
— Хорошо, — решилась она наконец. — Я тогда говорила, что в защитный флёр вплелась чужая сеть. Так вот, флёр убрали, сеть осталась. Она висит над городом до сих пор. Я её вижу.
Лае хотел было что-то сказать, но Хрийз перебила его, повысив голос до истерического:
— Я вижу её! Чувствую. Она не активна. Не так активна, как была, пока над городом лежал защитный флёр. Но она есть. И я решила… нейтрализовать её. А это можно сделать, если создать свою сеть в противовес. Вы же сами учили, господин лТопи, что стихия, любая, блокируется противоположной стихией. Ну и вот.
— Вы сплели свою сеть? — уточнил Лае.
— Ага, — кивнула Хрийз.
— А что Дахар?
— Она помогла мне. Вот не знаю уж, почему. Ведь смерти достаточно в той сети, что висит над городом. В мою-то зачем… Но я ничего не смогла сделать против Дахар, она… я… я, в общем, решила, что не буду ей приказывать. Никогда.
— Бедная, — задумчиво сказал Лае с безграничным сочувствием в голосе.
Хрийз подняла глаза, снова ушам своим не веря. Он жалеет её? Приплыли, называется. Впрочем, девушка быстро поняла, что ошибается.
— Бедная Дахар, — пояснил лТопи, — Вот уж не думал, что когда-нибудь буду сочувствовать упырю!
— Неумершие тоже люди! — взвилась Хрийз.
— Люди, — хмыкнул Лае, — Да. С во-от такими клыками, — он показал большим и указательным пальцем, с какими именно. — Вы зря их очеловечиваете, Хрийзтема. От них больше проблем, чем пользы, если пытаешься их подчинить своей воле. Как же вас угораздило-то с Дахар?
— Она мою подругу сожрать хотела, — пояснила Хрийз. — Я не дала.
— Воображаю себе, как именно, — покачал головой Лае, — И вы думаете, вы победили её сами по себе? Благодаря своим навыкам, таланту, умению, одарённости, один Вечнотворящий знает чему там ещё?