Дочь княжеская. Книга 2. Часть 2
Шрифт:
— Простите меня, — честно сказала Хрийз, чувствуя, как горят от стыда уши. — Я… я тогда не поняла ничего. И испугалась очень…
Кот Твердич отвёл рукой её слова, мол, пустое…
— Я понимаю, — мягко сказал он. — Не корите себя, Хрийзтема.
— А как она? — спросила Хрийз. — Спит, да?
— Да, и будет спать ещё долго… Она сейчас как младенец новорождённый, и будет младенцем, пока память не вернётся к ней…
— А память вернётся? — спросила Хрийз с надеждой.
— Наверное, — тихо ответил Кот Твердич. — Может быть.
— Но это тогда возникнет новая совсем личность, — напряжённо сказала Хрийз. — И тогда получится, что Ель — та Ель, которую мы все знали! — всё равно, что умерла.
Ведь так же, да?
— Так, — кивнул Кот Твердич.
— Зараза, — с тоской выдохнула Хрийз, обхватывая себя за плечи. — Всё было зря…
Ель спала, безмятежно и глубоко, как умеют спать только дети. Взрослая девушка… женщина… а лицо и впрямь как у младенца. Не физически, а тем неуловимым выражением, которое считывается одним лишь чувством, помимо разума.
И аура подруги сияла чистыми синими переливами новой жизни…
Кот Твердич осторожно тронул Хрийз за руку. Тут же убрал ладонь, когда она обернулась.
— Не зря, — серьёзно сказал он. — Мало отозвать назад душу, ушедшую в другой мир для перерождения. Необходимо ещё удержать её. Вы — её якорь, Хрийзтема.
Вам держать её дальше…
— А… сколько? — спросила Хрийз.
— В течение сорока дней связь души с телом должна восстановиться полностью.
— Сорок дней… — задумчиво выговорила Хрийз. — Я помню, когда я ещё жила на
Земле… говорили, что сорок дней душа умершего бродит по памятным ему местам… и сорок дней нельзя показывать младенца посторонним. А если та семья… на Земле… у которых умер ребёнок… Тот ребёнок, которому досталась душа Ели. позовёт её обратно? Я знаю, на Земле магические науки не развиты так, как в мирах Империи.
Но если вдруг? Если они обратятся к знающим… да вот хоть к бабушке моей… маме…
Или сами окажутся сильны. Такое возможно?
— Вы задаёте интересные вопросы, Хрийзтема, — с тихой улыбкой отметил Кот
Твердич. — Трудно сказать. Возможно всё, но конкретно как будет сейчас — сказать трудно.
— А вы в прошлый раз… — Хрийз замолчала, не умея сформулировать вопрос.
Когда она ворвалась в палату и на эмоциях чёрт знает что вообразила себе, увидев неумершего у кровати подруги, то не смогла оценить ситуацию трезво. Но сейчас очень хотелось понять, что же всё-таки происходило тогда. Отчего-то это казалось очень важным.
Кот Твердич сцепил пальцы, поставил локти на колени, потёр виски. Хрийз восприняла его отчётливое нежелание говорить что-либо и поняла, что ответа не дождётся. Немного жаль, но… он имеет право на молчание… А у кого бы спросить тогда, у Дахар или у Ненаша? У сТруви точно спрашивать в ближайшее время не стоит, он злой и невыспавшийся. Хрийз вспомнила обжигающий взгляд старого упыря и невольно поёжилась.
Но Кот Твердич всё-таки заговорил…
— Она была… моей женщиной, — сказал он наконец.
— Вы её полюбили? — серьёзно спросила Хрийз.
Он качнул головой, сказал:
— Глупо говорить о любви в моём возрасте и моём статусе. Но мне было с ней как в юности, когда я был глуп и ещё жив. Я хотел сделать для неё что-нибудь.
Создать якорь… удержать связующую нить… Нить слабела с каждым днём, я видел.
Поэтому приходил и держал её. Может быть, это помогло вам на Грани, Хрийзтема.
— Помогло, — одними губами ответила Хрийз, сразу вспоминая свой отчаянный забег по золотой дороге и битву с Олегом.
Хлынуло в душу запоздалым ужасом.
Олег не шутил! Он в самом деле сожрал бы, не поморщившись. И Аглая Митрофановна ничего бы ему не сделала. Трудно было оценить их возможности, не видя обоих, но что-то подсказывало девушке, что Олег равен, если вообще не равнее. Что бабушка… мама… младше. А то позволила бы она Олегу тогда присосаться к дочери!
Кот Твердич кивнул:
— Хорошо, что помогло.
— Помогло, — повторила Хрийз уже увереннее. — Так получается, в течение сорока дней умершего человека можно вернуть к жизни, отозвав назад его душу?
— Да… Тело должно сохраняться живым, при поддержке системы жизнеобеспечения. Иначе душа будет привязана к трупу, и получится нежить.
— Костомара? — вспомнила Хрийз единственную, известную, — и очень даже неплохо известную! — ей нежить.
Даже оглянулась, показалось, что за спиной что-то шуршит и скрежещет по-костомарьи: «скиррр, шскиррр».
— Не костомара, хуже… Я провожал и встречал такие души много раз. И с нежитью подобного рода тоже имел дело. Очень трудно упокоить её, очень: держат созданные живыми якоря, и надо сначала убрать эти привязки. Иногда вместе с тем, кто те якоря создавал. Самое страшное… — он снова замолчал.
Хрийз тихо ждала, боясь спугнуть настроение. Нечасто услышишь подобное от взрослого и старшего. От упыря — тем более. Даже Ненаш в приступе откровенности оставался на расстоянии. А здесь и сейчас между нею и учителем «Теории магии» не осталось никакого барьера. Вообще.
— Встречать и провожать души детей — самое страшное, — продолжил объяснять
Кот Твердич. — Этого я не понимал, когда согласился на предложение Дахар. Я думал, я тогда спасу своих подопечных, а потом буду рвать врага… Но обязанности проводника стихии Смерти оказались шире, чем я мог себе представить. Отзываемую из нашего мира душу надо проводить и проводить надо правильно. Проследить, чтобы она ушла по правильной дороге, и чтобы охочие до чужой слабости… сущности… не пожрали её навсегда. Приходящую к нам душу надо правильно встретить. Чтобы не допустить перерождения её в нежить. Когда такое делаешь с детьми… с новорождёнными… — он запнулся, поднял голову, и Хрийз вздрогнула от неизбывной боли его взгляда.