Дочь лесника
Шрифт:
– Восемь!
Дуэльным оружием в нашем случае выступали дульнозарядные капсюльные пистолеты с нарезным стволом. Как уверял меня господин Лотт, вероятность попасть из такого пистолета в человека на двадцати четырех шагах составляла почти что пятьдесят процентов, благодаря чему дуэль сводилась фактически к лотерее, но лотерее нервной и опасной. Жандармы где?!!
– Девять!
А вот пуля, выпущенная из этого неказистого изделия, что я сейчас держал стволом кверху в правой руке, была штукой пакостной. Свинцовый шарик диаметром почти два сантиметра не только делал в человеческом организме не предусмотренную его строением дырку, но и наносил весьма сильный удар, что влекло за собой черт их помнит, как они там
– Десять!
Все тот же господин Лотт объяснил мне, что дуэльный пистолет при выстреле заметно подбрасывает вверх, и эта его особенность тоже снижает смертность среди дуэлянтов. Ну если целиться в грудь или голову, конечно. Мне, судя по уже пройденным десяти шагам из двенадцати да отсутствию жандармов, особенность эту придется использовать как раз в противоположных целях. Уж если стреляться, то шансы своего противника надо сводить к минимуму, так что целить я буду пониже, как раз с таким расчетом, чтобы попасть в грудь. Но жандармы - гады! Тараканы, блин, притравленные!
– Одиннадцать!
Черт, кто же так меня подставил? Петров? Жандармы? Или я сейчас рискую просто стать случайной жертвой каких-то неизвестных мне обстоятельств?! Один шаг остается, всего один...
– Двенадцать!
Блин, головы поотрываю! Хорошо, вчера вечером да сегодня с утра не ел ничего, так, в порядке подстраховки. Когда этот урод в меня пальнет, хоть нечем будет штаны обделать, мать его...
– Кру-гом!
Поворачиваюсь влево. Руку с пистолетом в процессе поворота опускаю, сгибаю в локте и прижимаю к животу, левую держу вдоль туловища, прикрывая ею грудную клетку с той стороны, где сердце. Оп-па! А у противника-то моего армейского опыта нет! Некому было вдолбить этому козлу, что поворот кругом выполняется через левое плечо, если нет особой команды 'направо кругом'! И смысл такого правила ему не знаком! Хоть что-то хорошее!
В чем тут смысл, говорите? А представьте, что вы - старинный пехотинец. В левой руке у вас щит, в правой - меч или копье. Как вы повернетесь, если враг окажется позади? Правильно, через левое плечо. Потому что так вы и щитом прикроетесь до завершения разворота, и оружие свое быстрее направите в сторону чрезмерно хитрого супостата. То же самое, если в руках у вас ружье со штыком - повернувшись через левое плечо, вы будете готовы к бою гораздо быстрее.
Так и сейчас - пистолет мой уже смотрел дулом в сторону слишком много понимающего о своей чести фабриканта, а сам он все еще поворачивался в мою сторону, по-дурацки держа оружие в вытянутой руке. Что ж, команда 'кругом' была, стрелять я вправе, и на спуск нажал без всяких сомнений. Как говорили на Диком Западе, пусть лучше меня судят двенадцать человек, чем несут шестеро. Раз уж эти дебилы жандармы не изволили явиться вовремя, придется решать проблему самому.
Надо отдать моему противнику должное, выстрелить он смог, хоть я и успел раньше. Только вот стрелять с вытянутой руки ему пришлось уже после того, как в правую сторону его грудной клетки внедрилось инородное тело в виде выпущенной мною пули. Видеть со столь невеликого расстояния направленный в меня выстрел было, конечно, страшно, но только страхом и обошлось - промазал проклятый буржуин. Ну да, в таких условиях еще и попасть хотя бы просто в контур мишени - столько везения в один день да на одного человека не выпадает.
Доктор уже заканчивал бинтовать незадачливого дуэлянта, накладывая, кстати, вполне современную (для меня современную) окклюзионную повязку, когда из-за небольшой рощицы, прикрывавшей место дуэли от проезжей дороги, появились идущие на рысях всадники в голубых мундирах и черных меховых шапках с желтыми лопастями. (1) Ага, мать вашу жандармскую, не прошло и полгода! Оказывать им сопротивление никто и не думал, и вскоре
(1) Лопасть - матерчатый колпак на меховой шапке, свисающий с нее набок или (реже) назад. Иногда также называется шлыком.
Под арест нас всех, кроме раненого фабриканта, отправленного в военный госпиталь, поместили на гауптвахту жандармского полка, рассадив по одиночным камерам. Назвать условия содержания строгими я бы, честно скажу, постеснялся. Ну да, железная кровать с соломенным тюфяком, грубо сколоченные стол и табурет, причем стол был прикреплен к полу намертво, а табурет прикован короткой цепью, позволявшей более-менее удобно сидеть за столом, но начисто лишавшей арестанта возможности использовать оный предмет мебели в качестве оружия, ну, ясное дело, серая штукатурка стен и голые доски пола - все это вместе с массивной железной дверью и небольшим окном с грязными стеклами и решеткой из толстых прутьев особого комфорта не создавало, однако же ни тебе соседей, ни домашних насекомых, все тихо и спокойно. А если еще вспомнить, что совсем недавно у меня была реальная возможность получить пулю, то вообще хорошо!
На допросе и очных ставках с соучастниками я играть в молчанку не стал, рассказывал все честно и прямо, за исключением, естественно, того, что об обещании, данном мне государственным лейтенантом-советником Кройхтом, я не сказал ни слова. Не фиг, сам потом буду с Петровым разбираться, что за хрень такая с этим получилась. А затем состоялся суд скорый и справедливый, по приговору коего следующий месяц своей жизни мне предстояло провести в уже знакомых условиях полковой жандармской гауптвахты.
Тем более, что условия эти, как сразу же выяснилось, отличались от предварительного заключения явно в лучшую сторону. Во-первых, столоваться я имел право за свой счет с доставкой готовой еды из расположенного неподалеку ресторана. Даже вино к обеду и ужину дозволялось, хоть и с ограничениями в плане количества. Во-вторых, за отдельную плату меня в камере поили кофием, пусть и не самым лучшим образом сваренным. И, в-третьих, я мог заказывать в камеру книги и газеты в произвольном количестве и ассортименте. Ах, да, совсем забыл, что нормальный ватный матрас, второе одеяло, стирка и глажка нательного и постельного белья вместе с чисткой одежды и обуви также входили в перечень моих прав, осуществляемых за дополнительную оплату. Причем, судя по размеру оплаты этих услуг, жандармы нанимали для их предоставления людей со стороны, а разницу клали себе в карман. Теплый душ был бесплатным при общем с другими арестантами посещении и платным для тех, кто предпочитал принимать его в одиночестве. Умывание с чисткой зубов - то же самое. Бритье - исключительно платное в исполнении местного брадобрея.
Единственным действительно неприятным моментом содержания под арестом, наглядно подтверждавшим тот факт, что свободы я все-таки лишен, стал запрет что-либо писать, за исключением прошения на высочайшее имя о помиловании. Однако, поразмыслив, я решил такое прошение не подавать. Если наверху посчитают, что сидеть под арестом некий Феотр Миллер не должен, вопрос решат и без всяких прошений.
Кстати, Ани все-таки выжил, и, похоже, находился в начале пути к выздоровлению. Удивительно, но это известие я воспринял даже с каким-то удовлетворением. Помню, когда я в лесу убивал мерасков, пытавшихся похитить Лорку, потом тоже было удовлетворение, но по прямо противоположному поводу. Похоже, здешняя действительность становится для меня своей, раз жизнь имперца, пусть и моего личного врага, для меня дороже жизней врагов Империи...