Дочь лесника
Шрифт:
Мы и замерзнуть толком не успели, как уже смогли разглядеть подробности. Большинство поравнявшейся с нами колонны составляли, как ни странно, кочевники, вот только на поднадоевших уже мерасков похожи они не были. Яркие разноцветные одеяния непривычного фасона, высокие колпаки, обмотанные шелковыми тюрбанами, роскошное убранство лошадей и чуть ли не у каждого третьего в руках какое-нибудь знамя, тоже яркое и вычурное, у кого с причудливым орнаментом, а у кого и с изображением какого-нибудь зверя или птицы. В голове и хвосте колонны шли по четыре ряда наших легкоконников, по бокам сопровождение было совсем уж малочисленное. В глаза бросалось обилие офицеров и трубачей среди наших кавалеристов, и даже эскадронный штандарт. От колонны отделился
– Посольство великой даянской вежи к высокопревосходительному генералу от кавалерии!
– провозгласил лейтенант, козырнув настолько лихо и молодцевато, что когда я в ответ подбросил ладонь к козырьку, мое движение повторила и Лорка, в общем-то, совершенно не обязанная отдавать воинское приветствие как вольнонаемная служащая.
– Присоединиться к вашей кавалькаде можно?
– поинтересовался я. Уж больно не хотелось пропускать такое историческое событие.
– За нами - пожалуйста, - лейтенант, оказавшись причастным к такому серьезному делу, был преисполнен важности, - но не ближе сотни шагов, прошу меня извинить.
М-да, дипломатический протокол, чтоб его... А что делать, будем соответствовать. Пропустив колонну мимо и дождавшись, пока между нею и нами образуется установленная дистанция с некоторым запасом, мы пустились вслед с той же солидной неспешностью, с какой двигалась и сама посольская кавалькада.
С даянскими послами генерал беседовал довольно долго. По счастью, я уже успел обзавестись многочисленными знакомствами среди офицеров штаба, так что эти почти три часа мы с Лориком провели не на улице, а в одной из штабных палаток, где нас даже поили горячим чаем и кормили бутербродами с копченой колбасой. Хлеб был хоть и из муки грубого помола, зато довольно свежим, колбаса жестковатой, но ароматной, а чай вообще выше всяческих похвал, так что думать под такой перекус получалось неплохо.
Значит, даяны поняли, что обсуждать вопросы миграции мерасков на их территорию надо с Империей. Впрочем, это понять большого ума не надо. К выдавливанию мерасков за Филлиран наши уже приступили, хотя сплошной блокады долины пока установить и не удалось, а кто-то из кочевников рванул через реку в инициативном, так сказать, порядке, не дожидаясь понукания со стороны имперских войск. Соответственно, даянам эта миграция с ходу начала создавать проблемы, вот они и ищут пути их решения, и ищут как раз там, где надо. Хотя, кто их знает, могли одновременно и с мерасками переговоры начать. Но тут для даянов имелась разница - если с мерасками они могли решать, кого и куда направить, то в самом вопросе миграции через Филлиран говорить с мерасками никакого смысла не было, потому как не решали они здесь ничего. Вот даяны и пришли к тому, кто решал.
Вспомнив историю с попыткой мерасков похитить Лорку, я мстительно подумал, что не хрен тогда даянам было затевать свои хитрые игры. Расплачивайтесь теперь, причем уже по совсем другому тарифу. С повышающим коэффициентом, хе-хе. Но пока я раздумывал, чем именно придется даянам платить, что в этом плане предложат Империи они сами, и, что самое важное, о чем они будут Империю просить, а заодно прикидывал, как бы мне все это узнать, появился генеральский адъютант и передал мне приказ генерала сей же час явиться пред его светлые очи. Повел меня адъютант, впрочем, не в генеральскую палатку, а в другую. Однако же именно в ней и ждал меня генерал Штудигетт.
– Вот что, инспектор, - сразу перешел к делу генерал, едва услышав от меня уставное приветствие, - даяны передают нам оба острова на реке за две тысячи кройсов. Еще за десять тысяч кройсов они уступают земли по левому берегу Филлирана в его излучине. Очищать их от мерасков - наша забота, - генерал нетерпеливо щелкнул пальцами, и тут же один из присутствовавших офицеров развернул передо мной карту, показав, о каких землях идет речь. Что ж, более чем неплохо. Мало того, что Империя выпихивала
– Эти условия я получил от его величества и от его имени выставил даянам. Обсуждению они не подлежат, - выждав несколько мгновений, чтобы я успел понять, насколько все серьезно, генерал продолжил: - Даяны отправили гонцов получить согласие своей великой вежи. Когда они подтвердят принятие условий, я сообщу его величеству сам, и в газеты это попадет помимо вас.
Ну что ж, генерал в своем праве - особу императора представляет тут именно он как главнокомандующий. Но видя, что Штудигетт не закончил, я не стал убирать с лица выражение приличествующего моменту внимания. И не ошибся.
– От вас же мне требуется вот что, - генерал хищно усмехнулся, - даяны попросили, чтобы мерасков на их берег перешло поменьше. Просьбу я удовлетворю. На нашем, - Штудигетт первый раз назвал правый берег Филлирана нашим, - берегу никого не оставим, но артиллеристам придется потратить побольше шрапнелей, а воздухоплавателям - бомб. А вы, - на этот раз генерал усмехнулся уже откровенно весело, - потратите побольше слов, призывая войска не расслабляться и не проявлять излишней жалости. Если что, супруга вам поможет. Передайте госпоже Миллер это как мою личную просьбу.
А что, и передам. Лорке, пожалуй, такое внимание со стороны аж самого командующего приятно будет...
Глава 29
Да уж, много чего успел я на этой войне повидать. В бою сам поучаствовал, постреляв из глубины пехотного каре, конный бой видел вблизи, на походный быт вообще так насмотрелся, что надоело уже до не знаю какой степени... Недавно вот довелось видеть, как работает артиллерия. Генерал Штудигетт взялся исполнять договоренности с даянами, и две батареи получили приказ обстрелять один из бродов в момент прохождения большой толпы мерасков со скотом, повозками и навьюченными лошадьми. Разумеется, наблюдал я это в бинокль с более-менее безопасного расстояния. Звуковое сопровождение было мне по этой причине недоступно, но я так и представлял, как орут и вопят мераски, ржут лошади, блеют овцы, как глухо хлопают над ними шрапнели, раскрываясь смертоносными цветами, как свищут стальные шарики, как они с мерзким чавканьем и хрустом впиваются в живую плоть, как трещат ломающиеся повозки... В общем, то что я видел, очень способствовало развитию творческой фантазии на тему звуковых эффектов. И хорошо, что живьем я их не слышал, на фиг такое счастье. А без этих звуков в бинокль все выглядело не так уж и страшно - ну, падают люди и лошади, ну, пытается кто-то сойти с линии смерти, в которую превращается брод, и беспомощно барахтается в воде. Недолго, впрочем, барахтается - вода-то холодная...
Разок видел в действии ракетную батарею. Ну прям как 'катюши' в военной кинохронике! Помню, в одной книге попалась на глаза картинка с изображением ракетного станка наполеоновской эпохи. Убожество, блин, какое-то - здоровенная тренога с одной-единственной ракетной трубой. У нас тут все по-взрослому - на станке типа пушечного лафета шестнадцать труб в пакете четыре на четыре. Полный залп идет за четыре секунды, про эффекты я уже говорил, но повторюсь - огненные хвосты и душераздирающий вой не отличить от Второй мировой в нашем мире. На мерасков, как я понимаю, ракетное оружие воздействовало самым деморализующим образом, да еще для усиления этого воздействия Штудигетт приказал использовать ракеты по возможности в темное время суток. Приказ этот лишал меня возможности рассмотреть даже в бинокль, что происходит с мерасками под таким обстрелом, так что тут приходилось надеяться только на фантазию.