Дочь мадам Бовари
Шрифт:
Из министерства Берта вышла окрыленная. Ей пока не сказали «да», но очевидно, что за эту вечно нуждающуюся в деньгах больницу никто особенно держаться не будет. «Представим, она переходит в мои руки. Вложения туда надо сделать достаточные, но… Но это все становится моим. И распоряжаться я буду этим так, как сочту нужным. Конечно, больницу я не закрою. Я из нее сделаю образцово-показательное медицинское учреждение. Чтобы никто не подкопался».
К большому удивлению многоопытной Берты, вопрос решился быстро – старую больницу с территорией продали ей, обязав построить новое здание больницы. Хотелось бы, чтобы эта сделка была «образцово-показательной, мы вас еще в пример всем будет ставить», – пошутили городские чиновники.
На следующий день Берта выслушала своего директора по спецпроектам. Сравнительно молодой, но уже очень опытный финансист-экономист не мог взять в толк, что их пусть и многопрофильная, но все же тяготеющая к строительству корпорация будет делать с этим, судя по всему, бездонным объектом.
– Ничего особенного делать не будем. Надо возвести новый корпус. Быстро. На этой территории, только ближе к дороге. – Берта еще раз бросила взгляд на карту района, где собиралась строить свой жилой комплекс. – Надо так расположить здание, чтобы территорию больницы можно было выделить, так сказать, в автономию. Подъезд и вход только с одной стороны, со стороны вот этой улицы. Вы понимаете меня?
Финансист-экономист понял. Их генеральный расчищает себе площадку под строительство. Грамотно, но затратно. Впрочем, перед затратами в этот раз корпорация не постоит. Этот ее проект – это ее мечта, судя по всему. Что там строительство какой-то больницы!
Темп, в котором жила теперь Берта и от которого она, надо сказать, получала огромное удовольствие, выдерживали немногие. Например, получивший задание решить проблему с кленовым парком ее заместитель свалился с давлением. Берта, узнав об этом, по телефону выразила сочувствие и даже посоветовала принять модные французские таблетки, но, положив трубку, вызвала секретаря и потребовала созвать всех начальников подразделений на совещание. Там она позволила себе повысить голос и недвусмысленно дать понять, что времени у них для реализации этого проекта нет. А потому отменяются болезни, семейные обстоятельства и прочие неуважительные, по ее мнению, причины.
– Мне надо получить разрешение, как можно быстрей. Для этого надо договориться со всеми, кто так или иначе будет иметь отношение к нашему делу. Затем нам следует быстро и без проволочек утвердить проект и выйти с этими документами на подписание «в город». К этому моменту мы должны быть подстрахованы со всех сторон.
Подчиненные молчали, они знали, что начальство сурово и наказание следует неминуемо.
Вопрос «с дачами старых большевиков» Берта опять же взяла на себя. Она понимала, что в процессе решения проблемы могут открыться обстоятельства, которые необходимо решить на месте. По сути, ее планам мешало два больших участка, следовательно, два старых деревянных дома. Берта сначала походила по этой деревенской московской улочке, внимательно оглядела все стоящие здесь дома и, придя к выводу, что без переговоров не обойтись, постучала в нужную калитку. Калитку долго не открывали, только лаяла собака, что-то гремело, скрипело и шуршало. Наконец дверь открылась, и показался молодой человек в спортивном костюме. В ушах у него были наушники от плеера, на лице застыла маска отрешенности. Берта со значением посмотрела на молодого человека и, когда он снял наушники и осмысленно на нее взглянул, произнесла:
– Я могу войти? Мне поговорить надо.
Парень посторонился, она вошла во двор, и у нее сжалось сердце. То, что она увидела, было из какой-то другой жизни, из той, где на дачных верандах по вечерам пили чай с пряниками и вареньем,
– Я вот по какому делу, – произнесла Берта, – здесь будет строительство, будут строить что-то большое, по-моему, торговый центр и жилой дом, я точно не знаю. Мы сейчас изучаем мнения окрестных жителей – вам такое соседство мешать не будет?
Парень посмотрел на нее внимательно и, улыбнувшись, ответил:
– Мне не будет. Я здесь сторож. А хозяева будут дня через четыре. Им, я думаю, это не понравится. Они люди немолодые, к тому же достаточно капризные – из бывших начальников. Вам, наверное, лучше зайти через неделю, они в санатории. Но формально дом переписан на зятя. Дочери они оставили квартиру и дом в Пушкино. А тут ведь не собственность, аренда долгосрочная, которая потом на родственников распространяется. Вот они на него и переписали.
– Вы хорошо осведомлены, – Берта внимательно посмотрела на парня. Только сейчас она поняла, почему она про себя его окрестила «немолодой молодой человека». Парень был с седыми волосами. Он заметил ее взгляд и улыбнулся:
– Да, такая вот пигментация…
– Очень вам идет, – слукавила Берта, парень был симпатичным, но волосы сбивали с толку – казалось, будто на человеке был парик. Помолчав, она спросила:
– Вы не боитесь все рассказывать посторонним?
– Я рассказываю про то, что все знают. А всякие проверяющие сюда наведываются каждые полгода – не построили ли чего здесь, не нарушены ли условия аренды.
– Ну, и как? Не нарушили?
– Нет, не нарушили. Им как раз нравится, что здесь как раньше.
– А вы откуда знаете?
– Знаю, я тут вместо шофера, сторожа, компаньона и собеседника, – парень улыбнулся.
– Это у вас такой жизненный выбор? – Берта задала вопрос и пожалела. Ей было абсолютно все равно, какой у этого человека выбор. Ей важно было построить дом ее мечты.
– Нет, я учусь в консерватории. А этим немного подрабатываю, да и за жилье платить не надо.
– Можно, я посмотрю участок? – Берте вдруг захотелось «пошуршать» листиками.
– Конечно, проходите. Можно даже чая выпить, у меня печка в доме затоплена.
– Нет, нет, я спешу, просто вдруг захотелось побродить здесь. – Берта почувствовала, как раздражается. С одной стороны, она спешит – ей надо как можно быстрее закончить всю подготовку к битве за этот участок. С другой… С другой – здесь была какая-то магия – магия, разрушающая грубую повседневность. – Буду чай. И в доме погреюсь, но сначала посмотрю участок. – Берта кивнула, а потом соврала: – Чтобы второй не смотреть, они же, как я поняла, по документам – однотипные.
Парень был понятливым:
– Смотрите, а я пойду чашки доставать… – Не дожидаясь ответа, он пошел по ковру из листьев.
Берта посмотрела по сторонам. Дом стоял в центре, его огибали дорожки, старые, выложенные красным, покрывшимся мхом кирпичом. Участок сам по себе был не маленький, но казался еще просторнее из-за деревьев – высоких старых берез, которые свои кроны унесли куда-то в поднебесье. Берта ступила с дорожки в мягкую, пружинистую листву, сделала несколько шагов и вдруг почувствовала, как слезы подступили к глазам. Осеннее забвение, которое окружало этот дом, заставило ее внезапно вспомнить то время, когда были живы бабушки и дедушки, а отец еще был полон сил, когда всем происходящим с ней хотелось делиться и хвастаться. Берте захотелось вернуть те времена – времена большой семьи. Она внезапно вытащила из памяти давнюю обиду – так и не поняла отца и бабушку, которые долго не хотели переезжать к ней. Им казалось, что новая жизнь Берты слишком парадна и холодна, что сама Берта стала очень резкой и нетерпимой.