Дочь Некроманта
Шрифт:
— Так ты собирался что-то там про этот замок рассказать, — как бы невзначай обронила Ниакрис, после того как тетерев был запечен в углях.
— Замок? Ах да, замок… — монашек сосредоточенно потер лоб, словно вся округа усеяна была замками злых волшебников, которым шли мстить пятнадцатилетние девчонки. — Замок, конечно, всем замкам замок. Строили его, если помнишь, я тебе говорил, зомби, так что заказчик с рабочими не церемонился. Три рва. Три кольца стен. Ну, башни, как положено. С трех сторон — голая скала, не вскарабкаешься.
Ниакрис
— Не вскарабкаешься, — уже строже повторил монашек. — Наши пробовали. Не смогли.
— Не смогли вскарабкаться или прорваться не смогли? — уточнила Ниакрис, и монаху пришлось волей-неволей сознаваться:
— Влезть-то они влезли… да прямо там их и повязали.
— Кто? Стража?
— Стража. Мертвые в том замке служат, живых на десять лиг в округе не сыщешь…
Ниакрис пожала плечами. После всего случившегося в Пятиречье и потом ее не испугаешь никакими зомби и прочими страхами.
— Ладно, — она махнула рукой. — Дальше говори. Я слушаю.
Монашек кивнул:
— Думаю я, в замке не меньше пяти тысяч воинов-мертвецов. Целая армия. Спать они, само собой, не спят, не едят и не пьют. Что и говорить, выгодные воины! Да только бойцы они никудышные. Мертвяки, одно слово. Конечно, от дуновения одного не упадут, но хороший воин запросто с пятком справится… а такой, как ты, — то, наверное, и с сотней, да только все это без толку — уж больно их там много собрано…
— Много — не мало, — равнодушно сказала Ниакрис. — Жарче гореть будут.
Ей и в самом деле было как-то все равно, пять воинов Врага поджидает ее впереди или пять тысяч. Драться с ними в планы мстительницы никак не входило.
— Гореть! — монашек всплеснул руками. — Надо ж такое сказать! Чему тебя только в твоем Храме хваленом учили, хотел бы я знать!.. Мертвецы не солома, так просто не вспыхнут. Что, погребального костра никогда не видела?
Ниакрис помотала головой. В Храме было не до того, а поури своих мертвых просто зарывали в землю, не отягощая себя лишними мыслями об огненном погребении.
— Ты про замок говори, не про охрану, — попросила она, решив до конца оставаться терпеливой. — Замок меня интересует, понятно? Замок и больше ничего. Россказни о зомби оставь для другого раза. Подходы, подступы, подъездные пути, дороги, все прочее.
— Дороги… — выразительно скривился монашек. — Подъездные пути… надо ж, слова какие ученые… Нету там никаких дорог, кроме лишь одной, что к воротам идет из долины. С трех сторон — обрыв, голые скалы, там и хорек не взберется.
Ниакрис еще более выразительно подняла бровь.
— Хочешь сказать — я, мол, не хорек, взберусь? — спросил монашек. — Может быть, может быть. Только наши, я тебе скажу, лазили. И тоже не из последних ребята были. Однако ж где они теперь?
— Я не сгину, — заверила спутника Ниакрис, хотя могла бы и вовсе не отвечать.
— Они тоже так говорили, — раздалось в ответ.
— Опять ни о чем разговор, — девушка начинала сердиться. — Ты дело говорить будешь или только чепуху молоть? Высота стен, глубина рвов, сами стены — из чего сложены? Бутовый камень, блоки, кирпич?..
— Блоки, — злорадно сказал монашек. — И один к другому пригнаны так, что и шила не всунешь. Видел я их — каждый блок с телегу размером. Мертвецов передавило, пока их на место ставили, — страсть! Да только хозяину-то что, он новых себе в одну ночь целую армию наделает…
— А чего ж он тогда в тех горах сиднем сидит? — неожиданно спросила Ниакрис. — Коли у него такая силища — так надо идти равнинные земли завоевывать, власть Тьмы устанавливать… чего ему, спрашивается, на тех перевалах делать? Над кем владычествовать, над кем злодейства творить? Что-то не пойму я этого…
— Ну откуда ж мне знать? Я с тем чародеем пива накоротке не пивал, — съехидничал монашек. — Сидит, значит, так надо. Может, силы копит. Может, какое особое злодейство замышляет. Может, он вообще с того места двинуться не может. Может, он в землю намертво врос. Или там в стену. Я о таком слыхал. Сидит в пещере чудище, и хотело б выйти, а не может — кости в камень вросли. Говорят, таких колдуны сокровища сторожить сажали, и притом специально не кормили, чтобы, значит, злее были.
— Так если пса сторожевого не кормить, так он любому, кость бросившему, служить станет, если прежде от голода не подохнет, — заметила Ниакрис.
— А эти страховиды добычу свою зовом подманивали, на манер вампиров, — продолжал болтать монашек. — Да только все равно вымирали, потому как народишко те места не то что за лигу — за пять дней пути начинал обходить, а тут уже никакого зова не хватит…
Разговор о замке как-то сам собой умер и больше не возобновлялся. Ниакрис все больше и больше осознавала, что ей придется полагаться не на тщательно разработанный детальный план, где просчитаны каждое мгновение и каждое движение, а на то, что в западных землях порой именуется furor, если пользоваться их смешной нелюдской азбукой.
Фьюрор — это когда боец сам вызывает у себя состояние, схожее с боевым опьянением берсерков, только в отличие от оных аколит Храма Мечей не нуждался в настойке из мухоморов. В состоянии фьюрора Ниакрис не будет нуждаться в планах и тому подобном. Она превратится в саму смерть, что находит врага, даже не прибегая к такой медленной вещи, как обычное сознание.
Но фьюрор еще и смертельно опасен. Воин сжигает себя, и, если он перейдет черту, — возврата уже не будет.
Впрочем, Ниакрис ни на какой возврат и не рассчитывала.