Дочь Озара

Кривчиков Константин Юрьевич

Обиженный Дул себя накручивал, возводя напраслину на сородичей. Он знал, что мяса ему оставят, так было положено, за этим обязательно проследит Еха — не только колдунья, но и умам, распорядительница всех материальных запасов общины. Но если сам себя не пожалеешь, кто же еще это сделает?

Дул обладал слишком богатым воображением, что, к сожалению для него, чаще всего не находило взаимопонимания у рационально настроенных собратьев-дикарей. Оставалось фантазировать в одиночку.

Ему показалось, что в траве что-то блеснуло. Неужели змея? Бравый часовой отвел пику назад и наклонил голову. Змея считалась неплохой добычей: и мясо вкусное, а из высушенных

змеиных шкурок дикарки сплетали веревочки-амулеты. Выглядывая в траве цель, охочий до слабого пола Дул уже одновременно прикидывал, к кому бы из шаловливых проказниц сегодня вечерком подкатиться… В этом миг его обхватили сзади сразу несколько крепких рук, и через минуту незадачливый дозорный уже лежал под деревом с кляпом во рту, спутанный по рукам и ногам прочной лианой…

Урик сыто икнул, его опять клонило в сон. Еще бы, после такой обильной трапезы, да на солнышке. Лепота! Впрочем, вожак решил встать и размять ноги, да заодно и обозреть окрестности. Ни минуты покоя на такой ответственной должности. Он, покряхтывая, поднялся со шкуры и вперевалку приблизился к краю поляны: дальше шел пологий песчаный откос, внизу протекал небольшой ручей.

Это отличное место для стоянки Урик выбрал сам, невзирая на возражения брата Юра. Тот предлагал забраться повыше; примерно в одном дне перехода, в конце лощины находилась большая широкая пещера, но Урик предпочел остановиться здесь. И к воде ближе, и склон не такой крутой. Вожак чувствовал, что стареет, силы потихоньку оставляют, начали побаливать ноги. Да и вообще, что этот бестолковый Юр понимает? Чем шире пещера, тем внутри холоднее зимой, больше костров надо разводить.

Еще несколько лет назад глоты зимой перебирались в устье реки, к берегу незамерзающего моря, где теплее, и легче раздобыть пропитание. Но год от года в долине становилось все теснее из-за вариев. Постоянно воевать с ними глоты не могли: их родовые семьи редко когда насчитывали более двадцати человек, даже самое маленькое племя вариев значительно превосходило по численности любую общину. Да и оружием пришельцы располагали гораздо более качественным, одни луки чего стоили. Дикари так и не научились их изготавливать, несмотря на добытые в стычках образцы — получались корявые пародии: дерево не гнулось или ломалось, тетива рвалась…

Другое дело — совершить короткий набег, захватить пленных и уйти выше в горы, где много укрытий. В низине, в пойме реки или на берегу моря, глоты чувствовали себя беззащитными — легко угодить в окружение или оказаться прижатыми к воде. Поэтому вожак перестал водить стадо на 'зимние квартиры', предпочитая кочевать по предгорью, периодически меняя пещеры.

Урик огляделся по сторонам. Нет, отличное место, что бы там не ворчал Юр. Наверное, спит и видит, как становится вожаком. Но Урик еще не собирался 'менять жизнь'*. Зачем уходить в айки, если и здесь хорошо?

Он засунул руку под шкуру и почесал живот. Вяло подумалось: сходить, что ли, в пещеру, посмотреть на пленниц? Варийки ему не нравились — худосочные какие-то, бледные, как грибы-поганки или совсем уж сгнившее мясо. Или снег — при мысли о снеге Урик поежился — тоже хорошего мало. То ли дело Еха — есть за что подержаться, толстые темно-коричневые ягодицы аж лоснятся от жира.

Но пленниц все же стоило рассмотреть лучше, чтобы иметь свое мнение, когда мужчины общины захотят выбрать наложниц. Да и на парнишку, сына колдуньи, надо глянуть.

Рассказ глупого выдумщика Дула о девушке-оборотне не шел из головы. Хотя и дурак этот Дул, но уж больно складно сочинил, аж дух захватывает. Где он, кстати? Надо его сменить, пусть пожрет, наконец, а то, небось, от голода палец сосет. А на ночь в караул кого-нибудь понадежнее отправлю: предосторожность не помешает, мало ли кто по ночам по лесу шастает? Жаль, что Ерека сейчас нет. Бывалому бойцу Урик доверял, такой не подведет, не то, что фантазер-Дул.

Вожак посмотрел на опушку леса, начинавшегося за ручьем. Дозорный куда-то пропал. Спит, что ли, паразит, или в лесу ягоду лопает?

Конечно, Урик мог бы попытаться поискать Дула мысленно, но не хотелось напрягаться. Он широко зевнул, едва не вывернув челюсть. Возраст брал свое. Вожак повернулся лицом к пещере: надо бы кого-то послать, пусть найдет лоботряса и сменит заодно.

С этой мыслью Урик и умер. Заостренный каменный наконечник стрелы, выпущенной из лука сильной рукой Бехи Короса, пробил шею насквозь. Вожак каннибалов утробно всхлипнул и свалился на траву. Остальные дикари, расслабленно отдыхавшие около пещеры, еще не успели ничего сообразить, как на поляну с двух сторон выскочили, размахивая копьями, воины племени Леопарда. Впереди всех бежал сын вождя — Сиук.

Сын Зукуна, вождя племени Леопарда, Кама Сиук, получил свое прозвище не зря. Каменное Лицо — так переводилось его имя с языка вариев. Он был не только силен и крепок, как скальный утес, но еще и обладал поистине каменными нервами. По крайне мере так считали его сородичи после легендарного поведения Сиука во время обряда инициации.

Сиуку тогда едва исполнилось четырнадцать лет. Один из этапов инициации заключался в 'испытании муравьями'. Как раз накануне ритуала Сиука угораздило поссориться с Воса Орой — колдуньей своего рода, рода 'желтых', из-за сущего пустяка.

Он бродил утром по лесной опушке в поисках пропитания и столкнулся там с колдуньей, собиравшей грибы для магических и знахарских процедур. Когда подросток увидел женщину, к слову, приходившуюся ему родной теткой, та ползала на коленях под дикой яблоней, разгребая траву и опавшие листья. Сиук, никогда не страдавший от недостатка любопытства, подкрался поближе. Ничего дурного в этот момент он в голове не держал. Более того, заметив под соседним кустиком коричневую шляпку гриба, даже собрался сказать об этом знахарке — вдруг именно такой гриб она и ищет. И тут с ветки, прямо над стоявшей на четвереньках Орой, сорвалось крупное яблоко. Ударившись о спину колдуньи, яблоко отскочило в сторону и упало под ноги Сиуку. Недолго думая, тот подобрал фрукт и уже намерился отправить его в рот, как вдруг услышал противный голос, в котором, впрочем, можно было разобрать и ласковые нотки:

— Мальчик, отдай яблоко.

Сиук опешил. Яблоко, едва не надкушенное, остановилось около рта.

— Ну, малый, отдай яблочко, оно же мое, да и червивое к тому же, — повторила служительница первобытного культа все тем же слащавым голоском и протянула раскрытую ладонь.

Сиук задумался. По его простой логике он поднял фрукт, упавший рядом с ним. Значит, яблоку так захотелось, чтобы его съел Сиук. Иначе оно упало бы у ног колдуньи. Или вовсе бы осталось висеть на дереве. А что касаемо червяка, она что, за полного идиота его принимает? С червяком же гораздо вкуснее. Логика казалась настолько каменной, а яблоко настолько вкусным, что рука Сиука сама собой продолжила движение к губам, и через мгновение крепкие молодые зубы юноши вгрызлись в сочную мякоть. Хруст зеленой плоти совпал с возмущенным визгом: