Дочь палача и дьявол из Бамберга
Шрифт:
Барбара наморщила лоб.
– Спроси своего отца или дядю. Они знают, как быстро может настичь тебя смерть. Ведь зачастую они сами ее несут… – Вид у Маркуса был мрачный. В монашеской рясе и надвинутом на лицо капюшоне худой артист походил на сурового проповедника. – Разве можно такое выдержать? Смотреть на все эти страдания? Я бы не смог – по крайней мере, долгое время. Это свело бы меня с ума.
– Мне кажется, отец с дядей в такие моменты воспринимают себя не людьми, а скорее… – Барбара помедлила, выбирая подходящее слово, – орудиями.
– Орудия на службе у высшей власти. – Маркус кивнул. – Мне нравится. Если ты не против, я использую это в одной из своих трагедий. – Он улыбнулся: – Эта трагедия особенная, лучшая из мною написанных. Мне недостает лишь нескольких заключительных реплик.
Он уперся веслом в дно и подвел лодку к берегу, пока та не увязла в иле. Вокруг рос густой тростник, ветки плакучей ивы нависали над самой поверхностью воды и скрывали окружающий пейзаж.
– Причалим здесь? – удивленно спросила Барбара.
Маркус спрыгнул в воду, доходившую до колен, и прошел оставшиеся несколько шагов к берегу. Там крепко привязал лодку к стволу ивы.
– До Вундербурга отсюда рукой подать, – ответил он. – А здесь лодку никто ни увидит.
Драматург улыбнулся и протянул Барбаре руку:
– Пойдем.
Девушка поднялась и собралась уже перешагнуть борт, но потеряла равновесие в неустойчивой, скользкой от дождя лодке и не удержалась на ногах.
– Черт!
Она больно ударилась копчиком и ко всему прочему врезалась головой в ящик, на котором сидела. Когда же Барбара с проклятиями на устах оперлась об него, в глаза ей бросилось то, чего прежде она не заметила из-за моросящего дождя.
На досках ящика собралась кровь.
Барбара сначала решила, что это рыбья кровь. Ведь лодка принадлежала, скорее всего, рыбаку, и в ящике он, конечно, держал свой улов. Но потом она присмотрелась внимательнее. Крови было слишком много для рыбьей. Кроме того, субстанция имела выраженный красно-бурый оттенок, хорошо знакомый Барбаре, как дочери палача.
Кровь была не рыбья, а человеческая.
Девушка задумчиво смотрела на частично свернувшуюся жидкость, размазанную по доскам.
– Какого черта… – вырвалось у нее.
Потом она стала медленно поднимать крышку.
Барбара не знала, чего ожидать, но сердце у нее бешено колотилось. Предчувствие подсказывало, что содержимое ящика станет для нее глубоким потрясением.
Первое, что она увидела, это несколько звериных шкур, небрежно брошенных в ящик. Под ними лежала оленья шкура с рогами, лапы какого-то хищника, кабанья шкура, медвежья…
Барбара осторожно сдвинула зловонные шкуры в сторону. Когда она осознала наконец, что предстало ее взору, у нее на мгновение замерло сердце. Она захотела крикнуть, но не смогла выдавить ни звука.
Она в ужасе уставилась на залитое кровью лицо мужчины. Во рту у него был кляп, а туловище кто-то стянул рыболовной сетью, так что он походил на садок, полный рыбы. Мужчина
– Господи, – одними губами произнесла Барбара; на большее у нее не хватило сил.
В это миг позади нее что-то со свистом рассекло воздух и врезалось ей в затылок. Барбара охнула и повалилась вперед. Прежде чем удариться о дно лодки, она провалилась в благословенное забытье. Над ней стоял Маркус Зальтер с обрызганным кровью веслом в руках, как палач с занесенным мечом.
– Орудие на службе высшей власти, – прошептал он, и губы у него задрожали.
Он откинул капюшон и подставил лицо дождю. Из груди его вырвался громкий волчий вой.
– Это мне по душе, Барбара. Я – всего лишь орудие.
Затем он подхватил обмякшую девушку, взвалил ее на плечо и понес к расположенному неподалеку болоту.
На лестнице, что вела в кабинет Хаузера, послышались торопливые шаги, и в следующую секунду дверь с грохотом распахнулась. Симон, по-прежнему стоявший над книгой у кафедры, встрепенулся. На пороге стояли Магдалена с Бартоломеем.
– Магдалена! – облегченно воскликнул Фронвизер. – Ну наконец-то! Я уже начал беспокоиться…
– Нет времени на обмен любезностями, – перебила она его, с трудом переводя дыхание. – Кажется, мы теперь знаем, кого нам нужно искать. Сэр Малькольм только что сказал нам!
– Сэр Малькольм? – Старший Куизль с удивлением взглянул на Магдалену. – Но он же сейчас в тюрьме. Что вы там забыли?
– Позже объясним, – ответил Бартоломей. – А сейчас послушай свою дочь. Хотя это всего лишь предположение бедного висельника; возможно, он все это выдумал в попытке вытянуть голову из петли… Но, признаюсь, звучит вполне убедительно.
Между тем они вошли в тесную комнату. Магдалена встала посередине и взволнованно посмотрела на Симона, отца и Иеремию.
– Нам нужен Маркус Зальтер! – объявила она. – Драматург из театральной труппы! Сэр Малькольм уже давно наблюдал за ним, потому что многое в нем казалось ему странным.
– И что же? – спросил цирюльник, стараясь придать голосу деловитый тон. Он так обрадовался, что Магдалена наконец вернулась, что готов был тут же обнять ее и расцеловать. Но не похоже, чтобы жена нуждалась сейчас в его объятиях.
– Некоторое время назад Зальтер написал пьесу и хотел, чтобы ее непременно поставили на сцене, – ответила она, задыхаясь. – Но Малькольму она показалась слишком уж кровавой и безумной. Это история о ребенке из знатного рода, всю семью которого истребляют в борьбе за власть. Затем, повзрослев, герой начинает жестоко мстить. Зальтер настаивал на том, чтобы Малькольм поставил эту трагедию. Он был просто одержим ею, хотя никому не показывал сценария. Все только намекал.
– И ты считаешь, что эта пьеса повествует о жизни самого Зальтера? – бросил Куизль. – Тебе не кажется, что это уж слишком натянуто?