Дочь палача и ведьмак
Шрифт:
– Господи, да сделай же ты что-нибудь! – крикнула она на Симона, все еще занятого пульсом ребенка. – Дай ему лекарство или хоть кровь пусти! За руку сына держать я и сама могу, и врач мне для этого не нужен!
– Ваше сиятельство, я слушаю сердце мальчика, – попытался успокоить лекарь сердитую женщину.
– Через руку? Это как же так?
– Жозефина, не мешай ему работать, – пригрозил граф. – Мне порекомендовал его один из советников Шонгау.
– Этот толстяк, с которым ты торговался?
– Нет, другой. Во всяком случае, впечатление он произвел приятное. Думаю,
Графиня потерла заплаканные глаза.
– Ты… ты прав, Леопольд, – вздохнула она. – Просто… это бездействие, оно с ума меня сводит.
Симон покосился на женщину и усомнился в наличии у нее хоть какого-то разума.
– Ну и?.. – властно спросил Вартенберг. – Есть еще надежда, цирюльник? Говори честно, прошу тебя.
«Шансы у вашего сына настолько низкие, что молитвы в церкви будет явно недостаточно, – с отчаянием подумал Симон. – Но этого я вам говорить точно не стану, иначе вы тут же за веревкой отправитесь».
– Сейчас в первую очередь нужно сбить жар, – сказал он вместо этого. – Пару дней назад я нашел в монастырской аптеке иезуитов порошок. Средство это очень редкое и дорогое. Дам его вашему сыну.
– Иезуитов порошок? – в ужасе спросила графиня. – Это что еще за дьявольское снадобье?
– Это кора с дерева, растущего на востоке Индии, ваше сиятельство. Там с его помощью вылечили от лихорадки графиню, и вашему сыну он тоже поможет.
– Графиню? – Женщина покусала накрашенные губы. – Ну ладно, тогда давай, лечи его этим… средством.
Симон вынул из сумки горшочек с невзрачным желтым порошком, осторожно насыпал его в пробирку, разбавил вином и влил мальчику в рот. Он даже рад был, что позабыл про снадобье и не истратил его за эти дни. Теперь лекарству нашлось применение: крошечной порции как раз должно было хватить для ребенка.
– С Божьей помощью лихорадка должна теперь отступить, – сказал Симон, когда пробирка наконец опустела, и торопливо закрыл сумку. – Теперь остается только ждать и молиться, чтобы вашему сыну хватило сил самому справиться с болезнью.
– Молиться, постоянно молиться… – Графиня подняла руки к потолку. – Тут по всей округе все только и делают, что молятся, а мой Мартин все равно умирает!
– Закрой рот, Жозефина! – прошипел Вартенберг. – Не богохульствуй!
– Да хоть бы и так! Говорила я тебе, что не нужно нам ехать в эту дыру. И ключ мог бы кто-нибудь другой привезти. Господи, ну почему именно тебе курфюрст велел…
– Проклятие, заткнись, я сказал!
Граф явно не собирался так повышать голос. Симон буквально чувствовал, что от него что-то скрывают.
Леопольд фон Вартенберг злобно зыркнул на лекаря.
– Что-то еще? – спросил он резко.
– Э… да, вот еще что спросить хотел, – сказал Симон, чтобы направить разговор в другое русло. – Ваш сын делал что-нибудь такое, чего обычно не делает? Может, он что-нибудь съел или выпил? Что-то такое, что могло бы вызвать болезнь.
Граф отвлекся от своих подозрений и задумался ненадолго. Наконец ответил:
– Вообще-то нет. У нас свой повар, и он готовит нам в монастырской кухне… – Внезапно он что-то вспомнил. – Хотя пару дней назад мы ужинали в местной таверне, потому что повар отправился в Хершинг за свежей рыбой. Еда была простая, но и жратвой не назовешь. Нам подали маринованную баранину с клецками и тушеной свеклой. Было довольно вкусно, хоть и жестковато.
– Баранина. Понятно…
Симон задумчиво кивнул. Что-то его насторожило в ответе, хотя он и не понял пока, что именно.
Лекарь еще раз пощупал пульс маленького Мартина. Жар пока был высоким, но теперь мальчик, по крайней мере, спал чуть спокойнее. Симон устало поднялся.
– Буду признателен, ваше сиятельство, если вы будете сообщать мне о любых изменениях в его состоянии, – сказал он с низким поклоном. – К лучшему или наоборот, неважно. А до тех пор всего вам доброго. Меня, к сожалению, дожидаются другие пациенты.
Граф отпустил его небрежным взмахом руки, и Симон, раскланиваясь, вышел за дверь. В коридоре он услышал, как графиня снова начала всхлипывать.
Лекарь устало потер виски, стараясь не думать о том, что ему предстояло еще целую ночь провести у кровати наставника. Может, удастся упросить Шреефогля сменить его хоть ненадолго? Он просто сказал бы советнику, что состояние молодого монаха настолько тяжелое, что бедняга нуждается в постоянном присмотре…
Шагая к выходу по увешанному гобеленами коридору, Симон размышлял над странной перепалкой между графом и его женой. Похоже, Вартенберг прибыл сюда по заданию курфюрста. Вот только зачем? И что там было такого секретного, что он не захотел обсуждать это при посторонних?
Симон вспомнил, что граф, помимо всего прочего, приехал на целую неделю раньше. У Вартенберга, конечно, хранился ключ от сокровищницы, но было бы вполне нормально, появись он здесь накануне праздника. Так почему же граф прибыл так рано? И что за сделки такие он обсуждал с бургомистром Земером?
Лекарь между тем дошел до высоких двустворчатых дверей, отделявших господскую часть от простых комнат. Симон остановился. Стражники стояли с другой стороны портала, граф с женой по-прежнему сидели возле больного сына. Лекарь задумчиво оглядел двери, что тянулись вдоль коридора. Что, если осмотреться тут немного?
С замирающим сердцем Фронвизер прокрался к первой двери и повернул ручку. Дверь оказалась незапертой, и лекарь нерешительно заглянул внутрь. По распахнутому шкафу и разбросанным всюду платьям, пестрым платкам и меховым шапочкам Симон понял, что попал, должно быть, в комнату графини. Он спешно затворил дверь и шагнул к следующей комнате.
Вторая попытка оказалась более удачной.
Лекарь увидел громадный стол из полированной вишни, в ширину занимавший почти всю противоположную стену. На нем стояла чернильница с перьями, рядом лежали стопки пергаментов и бумажных свитков. Справа от стола до самого потолка высился книжный стеллаж, рядом с ним стоял стул со спинкой. В высокое окно заглядывало послеполуденное солнце и заливало светом разбросанные по столу документы.