Дочь полуночи
Шрифт:
Я дошла до самого верха лестницы и оказалась перед тяжелой дубовой дверью. Она была чуть приоткрыта, отчего по каменной стене тянулась узкая оранжевая полоска. Я осторожно двинулась вперед и ногой открыла дверь пошире. За ней оказалась большая, совершенно круглая комната, гораздо уютнее прочих обширных помещений замка. Я огляделась по сторонам и сделала два вывода. Первый: я здесь одна. Второй: это продлится совсем недолго. Об этом рассказали зажженные свечи. Никто не освещает пустые комнаты, в особенности если эти самые свечи, как и все прочие припасы, приходится тащить шестнадцать миль вверх по склону. В этой комнате кто-то должен был появиться. Я лишь понадеялась, что
Комната была набита ценными трофеями. На стенах красовалось несколько дюжин атласных молитвенных ковриков, защищавших от холодных камней. Здесь было множество серебряных и золотых сосудов, украшенных гравированными арабскими буквами, лежал пурпурно-синий персидский ковер. Даже и у медной лампы, свисавшей с потолка, был иноземный вид.
Внезапно на меня нахлынула волна изнеможения. Яркие краски слились в одно пятно. Я слегка покачнулась. Все тело болело, но в этом не было ничего особенного. Меня доконал вид настоящей кровати с высокой горой мягких шкур и одеял. Не сознавая того, я подошла к ней. Моя голова шла кругом от боли и изумления.
Наверное, я поддалась искушению, потому что упала на что-то мягкое и пружинистое. Мои затуманенные чувства опознали пуховую перину. От прикосновения к ней все синяки на груди заныли так сильно, что на минуту я, кажется, лишилась сознания, а когда пришла в себя, то поняла, что мое первое впечатление было ошибочным.
Я была здесь не одна и упала на тело, которое лежало в багровом пятне на некогда белых простынях. У него не было пульса, но это меня не обеспокоило. Представители этой породы запускают кровообращение только тогда, когда пытаются сойти за людей.
Сердце в груди забилось так сильно, что я испугалась, не выскочит ли оно наружу. Я отметила про себя, что одежда на том, кто лежал в постели, тоже испачкана кровью. Его белоснежная рубаха на рукавах и по вороту была расшита яркими красными и золотыми нитями, однако сейчас узор в нескольких местах марали более темные пятна. Я не могла определить, насколько серьезны раны, потому что тот, кто лежал на кровати, не потрудился снять с себя меховой плащ. Мех был такой густой, что мои пальцы буквально утонули в нем.
Я осторожно погладила плащ, не в силах поверить подобной удаче, окинула взглядом свою жертву и медленно развернула тряпку, в которую был замотан заостренный кол, прежде торчавший у меня за поясом. Тот, кто лежал в постели, не шевельнулся и даже не открыл глаза. Я велела себе действовать, однако колебалась, потому что никогда еще не убивала спящего вампира. Отыскать, где они отсыпаются днем, слишком сложно. Заниматься этим нет смысла. Я ловила их уже бодрствующими и готовыми к действию, а не ранеными и беспомощными. Сейчас же все так разительно отличалось от борьбы не на жизнь, а на смерть, какую я себе представляла, что я, просто сидела и глядела на вампира. Он оказался совсем не таким, каким я ожидала его увидеть.
Да, у этого типа были те же самые выразительные брови и длинные темные ресницы, какие достались от него и мне, однако в целом волевое мужественное лицо смотрелось совершенно иначе. Он выглядел очень красивым, но белым как кость, если не считать темных теней на скулах, казался больным, что было абсурдно, поскольку вампиры не болеют. Конечно, все дело в крови. Покрывало под ним пропиталось ею насквозь.
«Неужели кто-то меня опередил, лишил
Эта мысль оказалась ужасной. Руки у меня задрожали. Я никак не могла унять эту дрожь. Мое дыхание сделалось неглубоким и прерывистым. Я привалилась к спинке кровати и сидела так, пока комната не перестала расплываться, после чего принялась сдирать с вампира останки разорванной рубахи. Раны под ней оказались глубокими, в некоторых проглядывала кость, однако ни одна из них вроде бы не задела сердце.
«Тогда почему же он не встает?»
Я сказала себе, что мертвый вампир— это мертвый вампир, и неважно, как такое случилось. Затем покрепче перехватила кол, решив не размышлять больше, кто довел его до такого состояния, а просто сделать дело, и все. Я приставила к сердцу жертвы самодельное оружие, но снова замешкалась. Мне хотелось бы, чтобы он очнулся, осознал, кто и почему собирается покончить с его презренным существованием. Все не должно было случиться вот так, чтобы он даже не заметил. Это выглядело просто неприлично.
— Так ты собираешься меня убивать или будешь ждать, пока я умру от старости?
Я так и подскочила от этого нежданного вопроса, а рука вампира, которая секунду назад лежала, неподвижная и безжизненная, вцепилась мне в запястье. Я вырывалась, но после этого не могла даже шевельнуться. Я уставилась на свою руку, зависшую в воздухе. Силы, которые никогда раньше не подводили меня, оказались вдруг совершенно бесполезными.
— Ждать придется долго, уверяю тебя.
Яркие янтарные глаза окинули меня с головы до пят.
Вампир легко поднялся, сел и схватил меня другой рукой за шею как провинившегося щенка.
Он улыбнулся, показал полностью вытянувшиеся клыки и спокойно заметил:
— У тебя был шанс. Теперь моя очередь.
Я сопротивлялась, пыталась вырваться из железных объятий, но все было бесполезно. Мне не удавалось даже сдвинуться с места. Я вопила от ярости и страха, но хватка противника все усиливалась, отчего мои крики становились только громче. Чья-то рука зажала мне рот, и я укусила ее. Кто-то выругался, причем по-французски. В данных обстоятельствах этот язык показался мне совершенно неуместным, и это несколько отрезвило меня. Я открыла глаза и увидела склонившегося надо мной Луи Сезара, в синих глазах которого отражалось явное беспокойство.
«Дежавю!»
— Дорина! — Лицо Луи Сезара то расплывалось, то снова обретало четкость.
Похоже было, что он с трудом сохранял спокойствие, но это давалось вампиру куда легче, чем мне.
Первый раз я встретилась с Мирчей примерно в конце семнадцатого века в одном итальянском питейном заведении, а вовсе не в румынском замке. Cetatea Lui Negru Voda, Цитадель Черного воеводы, стала настоящей крепостью Дракулы. Она была возведена в четырнадцатом веке, однако Драко перестроил и расширил замок после возвращения из турецкого плена. Турки отпустили Влада, узнав об убийстве его отца и о том, что Мирчу похоронили заживо вельможи городка Тырговиште, которые хотели видеть на престоле представителя другого семейства. Турки знали, что Влад поднимет восстание, как только доберется до дома, и у жителей Валахии будет чем заняться помимо того, чтобы давать отпор турецкой армии. В этом смысле Драко их не разочаровал.