Дочь реки
Шрифт:
— Не надо, — шевельнулись беззвучно яркие, еще выдающие недавно оставленные на них поцелуи губы.
Он еще миг сомневался, сохраняя напряжение в руке, а после пустил стрелу. Но только не в шею старшому, а в плечо, чтобы не мог меч держать. Вскинул следующую — и ранил второго кметя. Тот успел развернуться резко, а потому стрела в последний миг ударила его неудачно — он упал замертво с древком в груди.
— На лодью! Быстро! — скомандовал подбитый старшой.
Кмети подхватили тело убитого соратника и быстро двинулись к стругу. Рарог снова выстрелил, но тут уж мужи успели прикрыться щитами, что были при них — не достать. А он-то думал, что бросятся
Рарог только и успел выйти из укрытия, как струг резво отошел от берега и быстро пропал за пышной стеной ивняка, что спускал ветви прямо в воду. Он молча развернулся и пошел обратно к Кременью, прислушиваясь, не появится ли кто на позади. Но до слуха доносились только отзвуки Ярильных гуляний, что еще долго не стихнут. Где-то там был его брат, что теперь стал на праздниках новым Ярилой. И негоже снова в веси появляться, коль скоро он наделал там столько шума, да по- другому нельзя.
В ушах до сих пор шумела взбудораженная кровь. И тело, уже раззадоренное, но не слишком утомленное схваткой с Бальдом, вновь желало броситься в бой. Он, верно, сейчас мог бы и на дюжину противников налететь — не засомневался бы. Быстро Рарог дошел до родительской избы: время позднее, может, они уже и спать собираются. Это молодым все радость, и ночью погулять — особенно.
Он только шаг слегка приостановил, прежде чем в сени войти. Но все же вошел и, дернув ручку двери, спустился по всходу в освещенную душистыми лучинами хоромину. И сразу накинулись на него запахи и звуки, что он помнил с детства — аж качнуло пол под ногами. Завертелось все в памяти, как было до изгнания — да чего вспоминать былое, если не знаешь, будет ли дорога назад.
Отец вперился в него, остолбенев на полпути от печи до стола. Выглянула из соседней хороминки мать — и вдохнула резко, прижав ладонь к губам. Да муж ей рукой махнул: не мешай — и она скрылась снова.
— Зачем пришел? Мало тебе было внимания сегодня? Решил добиться того, что прогонят силой, как узнают, что ты еще здесь?
— Мне много не надо, — холодно ответил Рарог, походя еще чуть дальше в избу. — Только скажи, где княжна Беляна и княжич Любор?
— Зачем тебе? — пуще нахмурился отец.
— Потолковать хочу. А лишнего знать тебе не надо. Тебя жизнь моя не слишком тревожит.
И можно было бы рассказать все, да разве же кто-то захочет ему помогать здесь? Ни единого человека не найдется.
— Уехали они. Еще днем, — только и ответил отец.
Странно, что княжна с возлюбленным без Грозы в дорогу отправились. Разве не должна была Беляна подругу защитить попытаться? Или с собой увести. О том он, конечно не знал, может, все девицы заранее решили?
Больше Рарог не стал ничего говорить. Кивнул отцу на прощание и пошел прочь. Слышал, как выбежала мать из хоромины, и как отец одернул ее: "Пусть идет!" Да она все равно поймала его в сенях, повисла на плечах, не пуская дальше.
— Что случилось, скажи? — попыталась к себе лицом развернуть, да он только глянул на нее искоса, и в груди полоснуло будто бы мокрой хворостиной.
— Девушку мне одну выручить надо.
Мать улыбнулась бледными губами.
— Любишь?
— Думаешь, любить не могу, раз вы меня невесть в чем обвинили?
Рарог попытался вырваться, да мать удержала его мягко.
— Я не винила, — покачала головой. — Я сама тебя рожала, сама выкармливала. Я, а не лесавки. А что знаки те говорят, мне все равно, — помолчала. — Кто она? Нешто с Милонегой что-то случилось?
Все ж знала откуда-то про связь с травницей. И ничего от нее не укроешь, коли вызнать захочет.
— Гостья ваша вторая нынче ночевать не придет, — ответил он и все ж высвободился из рук матери.
Только и успел что заметить, как побелело ее уставшее лицо. День у нее нынче был тяжелый: Ярила в доме, значит, много хлопот. Рарог вышел из избы. Остались снова позади отец и мать, которые не могли ему сейчас помочь, не могли принять назад, чтобы он спросил подмоги родичей — поймать удаляющихся по реке кметей княжича Любора, забрать девушку, что была ему дорога. И дорогу к которой он только нынче нашел. А значит, не стоит здесь и задерживаться более.
Он вновь добрался до лодки, зажег пламенник на носу ее и налег на весла. Ночь уже подступает, пора отправляться обратно в Пороги, а там и к ватаге своей. Если нужно, он отправится и в Оглобич, встретится с Любором и сделает то, что тот скажет. Или сделает больше, пойдет против кого угодно — лишь бы Грозу забрать, вернуть себе.
Полночи он греб, пока совсем не выбился из сил — но все же пристал к пологому берегу, недалеко от избы Делебора, у которого лодку и попросил на время. Тревожить хозяина не стал в такой поздний час. Легонько содрогаясь от прохлады, что смело гуляла по его взмокшей от гребли обнаженной спине, он пошел через непроглядную темноту, почти на ощупь по тропке до стана ватажников. Благо там горел огонь: дозорные даже без опасности все равно не оставляли стан без присмотра. Такова уж у находников жизнь: всегда настороже быть. Пусть теперь они и на службе у князя, пусть старейшины деревень милостью Владивоя предупреждены, что принимать ватагу надо в любой веси так, как приняли бы кметей — а закоренелые привычки, что стали частью нрава каждого здесь, так просто не вытравишь — за седмицу.
Дозорные насторожились, конечно, как возник перед ними из темноты голый по пояс человек, в котором они не сразу узнали Рарога. А как узнали — только переглянулись озадаченно.
— Ты не дух лесной? — только и спросил Зенешко, как он проходил мимо них.
Тут и самый смелый усомнится, когда вот так внезапно появляется среди ночи тот, кого до утра и не ждали вовсе.
— Не дух, — бросил он и скрылся в своем шатре.
Там завалился на ложе, что было прохладным и приятно сухим — и тут же провалился в сон. Наутро он встал раньше даже Калуги, которого, поднявшись на рассвете, всегда уже можно было застать у костра над котлом — и в нем уже обычно что-то парило или бурлило. А нынче только полусонные дозорные досиживали свое, тихо переговариваясь, едва ворочая языками в этой туманной, бронзовой от разгорающегося Ока тишине, что застыла над росистой травой, словно схваченная изморозью. Через нее продираться надо было, как сквозь насыпанную в миску муку.
— Никаких лодий ночью по реке не проходило? — все ж спросил ватажников Рарог, хоть и мало надеялся на то, что Любор окажется столь беспечен, чтобы в открытую похищенную девушку проводить тем путем, на котором легло становище ватажников. Хоть дорога до Оглобича как раз проходит через Пороги.
— Не видели ничего, — пожал плечами Борун. — Тихо было. А ты когда же это, ночью вернулся, что ли?
— Ночью, — вздохнул Рарог.
Он отошел чуть в сторону по берегу и, раздевшись, окунулся в холодную еще воду.