Дочь Роксоланы. Наследие любви
Шрифт:
Остановись, Рустем! Ты хоть и паша, но всего лишь третий визирь, а она султанская дочь! Но главное не то, что Михримах султанская дочь; Повелитель уже отдавал замуж за бывшего раба Ибрагима-пашу свою любимую сестру Хатидже Султан. Главное, что для Михримах ты просто мирахур, ричаб-ага, хотя и ставший визирем. Ты можешь быть сто раз Великим визирем, но для строптивой принцессы останешься тем, кто подставляет свои руки, чтобы она оперлась ногой, спрыгивая из седла на землю. Она принцесса, а ты …
Все понимал, понимал,
Но понимать – одно, а чувствовать – совсем другое. Сердце не желало слушать доводы разума. Удивительно, он же столько лет, практически всю ее жизнь знал Михримах, сам учил ее держаться в седле, сотни раз касался руками, поддерживая тонкий стан, помогая подняться в стремена, но никогда раньше не сознавал принцессу не просто соперницей шехзаде, а красивой девушкой.
Когда это началось? Пожалуй, когда увидел ее, вернувшись из Диярбакыра.
Но главным оставался вопрос, что теперь делать.
Как что? Вернуться в Диярбакыр и править там, пока султанша не выйдет замуж и не скроется в чьем-то гареме. Эта мысль немного успокоила.
Однако легче не стало, потому что Михримах все время оказывалась рядом. Султан поручил Баязида заботам Рустема, паша занимался с шехзаде с удовольствием, и не только верховой ездой, а поскольку у Михримах вдруг случился приступ интереса к брату, она тоже ездила и даже присутствовала на занятиях, везде увлекая с собой Эсмехан. Даже когда Шах Султан запретила дочери скакать верхом, Михримах посчитала, что этот запрет ее не касается, и продолжила свои поездки.
Праздник удался. Во время церемонии оба шехзаде вели себя прекрасно, Баязид даже не поморщился, вытерпев положенную боль. Пир получился роскошным, его надолго запомнили все, кто участвовал; выступления акробатов, музыкантов, певцов, соревнования наездников, силачей, а в другом месте поэтов и философов сменяли друг друга. Повара едва успевали готовить, а слуги подавать на столы все новые и новые яства, отовсюду неслись умопомрачительные запахи жареного, печеного, специй, звучала музыка, веселые голоса…
За время праздничных гуляний как-то незаметно прошла скромная свадьба шехзаде Мехмеда, взявшего в жены дочь Шах Султан Эсмехан Султан.
Уши бедной Эсмехан устали от наставлений султанской дочери. Михримах все пыталась внушить принцессе, что та должна ни в чем не уступать супругу, пусть он старается угодить. Невольно услышав такие рассуждения, Рустем-паша усмехнулся:
– Михримах Султан, может, они сами разберутся?
Она огрызнулась:
– Я же не вам говорю!
– Если супруги уважают друг друга, нет необходимости воевать между собой и кому-то брать верх.
– Это вы по себе знаете?
В голосе яд и… растерянность одновременно. Ответила просто чтобы что-то ответить. Яд по привычке, а растерянность из-за вдруг возникшего понимания, что еще чуть, и останется совсем одна. Повелитель объявил, что Мехмед останется в Эдирне править Румелией. Конечно, с Мехмедом останутся хорошие советники, но все равно Румелия (европейская часть Османской империи) для восемнадцатилетнего шехзаде – серьезное испытание.
Вспомнив об этом, Михримах ехидно поинтересовалась:
– Вы остаетесь с шехзаде Мехмедом, Рустем-паша?
Это привычно – говорить об одном и тут же переброситься на другое. Рустем покачал головой:
– Нет, султанша, у меня есть Анатолия, там хватает своих дел.
– Уедете в свой Диярбакыр?
– Анатолия не только Диярбакыр. Я вам надоел?
Михримах только плечом дернула, не ответив. А что отвечать? Если он сама не задевала, Рустем-паша и не подходил бы.
Настроение у принцессы было испорчено, но не только отдалением брата и подруги. Имелась еще одна причина, в которой она не желала себе признаваться. Михримах чувствовала, что может потерять и Рустема-пашу.
На успешного и уже богатого (такие слухи распространяются быстро) обратила внимание Ханзаде Султан, дочь Фатьмы Султан. Молодая вдова прекрасно понимала, что Рустем не задержится в третьих визирях; султан ценит его преданность и рассудительность, деловую хватку и умение делать деньги из того, на что другие и внимания не обращают.
Присмотревшись к визирю еще в Стамбуле, в Эдирне Ханзаде делала все, чтобы то и дело словно нечаянно сталкиваться с пашой. Мать поддержала старания дочери, потому Рустему пришлось прочувствовать основательный натиск двух родственниц своего Повелителя.
Ханзаде – красивая молодая женщина, ее взгляд над полосой яшмака горяч, голос вкрадчив… Какой мужчина устоит?
Михримах, обнаружив, что Ханзаде решительно настроена завоевать сердце паши, пришла в ярость, но Эсмехан напомнила:
– Паша не твой раб. Он волен выбирать себе жену, если это позволит султан.
Волен! Как это он волен?! Как он может выбрать кого-то другого? Это означало бы, что и Рустем-паша потерян.
Эсмехан снова разумно возражала:
– Михримах, он по-прежнему будет визирем и будет ездить верхом, только дома у него будет жена.
Почему Михримах никак не могла допустить вот этого – у Рустема-паши будет жена? Разве он не мог жениться в Диярбакыре или просто завести гарем? Почему все в душе протестовало?
– Ты просто считаешь его своей собственностью, а он уже давно не конюх, – вразумляла Эсмехан.
Но Эсмехан вышла замуж, и теперь все ее мысли и заботы о Мехмеде, Баязид после обрезания сидел дома, и Михримах чувствовала страшное одиночество. Не дожидаясь окончания праздничных гуляний, она запросилась домой.