Дочь якудзы. Шокирующая исповедь дочери гангстера
Шрифт:
Как только я увидела ее лицо, то прислонилась к двери и залилась слезами:
— Мамочка! Ну почему же так все сложилось? Така стоял рядом, с тревогой и сочувствием глядя на меня. Он знал, как сильно я люблю маму. Когда я собиралась отправлять ей письмо, он поинтересовался, что я написала.
— Не покажу. Я стесняюсь, — ответила я.
— Не надо мне ничего показывать, просто скажи.
— Я извинилась за все, что сделала.
— Может, пойдем завтра в магазин и купим ей что-нибудь?
—
— Ей должно понравиться. Я помогу тебе его выбрать.
На следующий день я бродила вдоль стойки с кондитерскими изделиями и ломала голову над тем, что же ей купить. И именно Така тогда ткнул пальцем в кексы «Мост над заливом» и сказал:
— Может, возьмем вот эти? Я уверен, ей понравится.
Обычно Така быстро терял терпение, но в сложные моменты всегда проявлял себя с лучшей стороны. Никто меня так раньше не поддерживал. Мне очень хотелось, чтобы он побыл в Осаке не два дня, а подольше.
Я поговорила по телефону с братом и сестрами и обо всем договорилась. Папа и Дайки не могли уйти с работы в середине дня, поэтому они собирались заехать проведать маму вечером. Маки, На-тян и я решили сменять друг друга так, чтобы с мамой постоянно кто-то был. В первый день со мной остался Така. На следующий, когда приехали Маки и На-тян, мы уступили им место, а сами поехали домой отдохнуть и принять душ. Я приготовила ужин и села за стол напротив Таки. Он, было, собрался приступить к еде, как вдруг остановился и посмотрел на меня:
— Сёко, тебе надо что-нибудь съесть.
— Я не голодна.
— У тебя со вчерашнего дня во рту не было ни крошки.
Я взяла в руку палочки и стала механически запихивать еду в рот, но за все время трапезы так и не почувствовала ее вкуса. Звук палочек, скребущих по чашкам, эхом отдавался в пустой кухне. Потом я выдавила моющее средство на губку, подождала, пока оно вспенится, и молча вымыла посуду. Стояло лето, но вода, лившаяся из крана, казалась мне ледяной.
На следующий день мы вернулись в больницу. Таке предстояло оставить меня с мамой наедине, и он выглядел обеспокоенным.
— Сёко, малышка, ты должна держаться, — сказал он, сжав мое плечо.
Потом еще раз печально посмотрел на маму и вышел. Ему пора было возвращаться в Иокогаму.
После маминого инсульта прошла уже неделя. Приятный аромат, всегда исходивший от мамы, исчез, и комната стала наполняться каким-то мерзким запахом. День ото дня он становился все сильнее, и однажды, когда я попыталась приблизить лицо к лицу мамы, вонь так ударила мне в ноздри, что я отпрянула. Мама была не единственным пациентом в мире с диагнозом «смерть мозга». Мне стало интересно, приходится ли родственникам других больных терпеть такой запах или это испытание выпало только на нашу долю? Я мучилась догадками. Однажды в палату на обход пришли две медсестры и один медбрат. Они стали оживленно болтать прямо у изголовья кровати, на которой умирала мама.
— Слушайте, хотите, сегодня вечером пойдем в караоке? — спросил медбрат.
— Если снова будешь петь сам — ни за что.
— Ой, не говори, голосок у тебя — не приведи господи! Впрочем, если ты за нас заплатишь… — Медсестры захихикали.
— Да ладно вам нести херню! Достали вы меня, — рассмеялся медбрат — Я заплачу! Так вы идете или нет?
— Хорошо, хорошо. Идем, — осклабилась первая, рассматривая электрокардиограмму моей мамы.
— Тут никаких изменений, да? — Вторая медсестра и медбрат заглянули в кардиограмму и направились к выходу.
В это мгновение у меня все побелело перед глазами. Я вскочила, чуть не опрокинув стул.
— А ну-ка стойте, вы, ублюдки! Да как вы смеете так обращаться с моей матерью? Она что для вас? Труп?
— Простите… мы не хотели… — троица растерянно заморгала глазами при виде моей ярости.
— Что вы не хотели? Что? А ну-ка, попробуйте это повторить! — заорала я, занося руку для удара.
— Что ты, Сёко, перестань! Ты соображаешь, что делаешь? — Отец неожиданно возник за моей спиной и перехватил мою кисть.
— Пусти меня!
— Ты хоть помнишь, где ты находишься? — закричал он. Я вдруг подумала, что мама очень расстроилась бы, если бы узнала, какую свару мы устроили у нее в палате, и чуть не расплакалась. — А ну-ка сядь туда и успокойся, — приказал отец, отпуская мою руку.
— А вы, уроды, так и будете стоять здесь и пялиться, разинув рты? Убирайтесь вон, немедленно! — Я треснула кулаком по стене и со всей силы пнула ногой дверь.
— Простите ее, моя дочь перенервничала. Видать, кровь у нее слишком горячая. Наверное, ей следует стать донором, может быть, это охладило бы ее пыл, — произнес отец со своим типичным суховатым юморком.
— Нет-нет, все в порядке. Это вы нас простите, — с раскаянием произнесла троица, разом поклонилась и поспешно вышла из палаты.
— Сёко, что это с тобой? — Папа опустился в кресло, стоявшее рядом с кроватью.
— Знаешь, они обсуждали, стоит ли им идти в караоке, прямо перед мамой.
— Довольно бездушное отношение.
— Ну да, вот поэтому я так и разозлилась.
— Я понимаю твои чувства, но не забывай, где ты находишься. И, собственно говоря, почему ты так расстраиваешься из-за каких-то придурков?
— Наверное, ты прав, — промямлила я и потупила взгляд. Костяшки на правой руке были содраны в кровь.
— Сёко, сегодня у меня нет работы, может, ты поедешь домой? — сказал папа, держась рукой за поручни на маминой кровати и вглядываясь ей в лицо.