Дочь якудзы. Шокирующая исповедь дочери гангстера
Шрифт:
Теперь, после того как уехал наш лучший друг, мы поняли, что в Токио нам больше не на кого рассчитывать, и, случись непредвиденное, — деваться будет некуда.
Я приняла решение зарабатывать как можно больше, чтобы не только обеспечивать нас с Такой, но и помогать семье, снова взвалила на себя непосильную ношу. Проблема заключалась в том, что Итян продолжал играть, и мне постоянно приходилось давать сестре деньги в долг. Итян никак не мог заняться делом и вместо этого тянул средства из родителей. Жизнь Маки давно превратилась в настоящий кошмар. Она не могла устроиться на работу, ей надо было сидеть с ребенком. К тому же она и так уже погрязла в долгах перед кучей ростовщиков. Поэтому вскоре она
Прошло не так уж много времени, и я стала регулярно, каждый месяц посылать ей часть своих сбережений. Однако моей помощи ей оказалось недостаточно, и Маки начала просить у отца. Вскоре отец, в свою очередь, понял, что средств ему не хватает, и тоже обратился ко мне. Я чувствовала себя как белка в колесе — чем больше работала, тем быстрее у меня уходили деньги. Время шло, и по мере того, как долги Итяна и Маки росли, им стал давать деньги даже Така.
Я думала, что с течением времени мне удастся смириться со смертью матери, но тоска по ней становилась лишь сильнее. Постепенно я дошла до предела и не могла думать ни о чем, кроме нее. Когда она умерла, я весила сто пять фунтов, а теперь похудела до девяноста пяти. К счастью, я получила повышение на работе и ради заботы о собственном здоровье попросила сократить время моего дежурства до четырех часов, теперь работая с восьми часов вечера до полуночи.
Однажды в воскресенье Така предложил мне сходить вместе пообедать, и мы отправились в ресторан сябу-сябу. В центре стола был установлен большой медный котел с кипящей водой, а возле него — горы овощей и тарелка мяса. Вид тоненько нарезанных ломтей говядины напомнил мне колоды игральных карт, которые я видела в казино, куда меня водили с собой клиенты. Я вспомнила, как в детстве, когда мы ходили обедать всей семьей, мама, смеясь, повторяла: «Когда мы кушаем все вместе, еда кажется вкуснее».
— Что случилось? — Прежде чем поставить кружку с пивом на стол, Така отодвинул ею мешавшую ему маленькую чашечку с кунжутным соусом.
— Как бы мне хотелось, чтобы сейчас с нами была мама.
— Сёко, твоей мамы больше с нами нет. Сколько еще ты будешь поминать ее?
— Я знаю, просто…
— Я-то еще здесь.
Из котла валил пар, скрывая от меня лицо Таки, и, хотя он сидел прямо напротив меня, мне показалось, нас разделяет глубокая пропасть.
Думаю, именно в это время мое душевное здоровье сильно пошатнулось. Я начала расстраиваться по любому поводу, а в нерабочее время ни с кем не общалась. Радость ушла из моей жизни, и ничто не могло заставить меня улыбнуться. Я даже обратилась к врачу, который поставил мне диагноз: сильная депрессия — и назначил дюжину разных лекарств.
Это было начало девяностых, так что период бурного роста, который переживала Япония в восьмидесятые годы, закончился. Экономический пузырь лопнул, и дела в баре шли ни шатко ни валко. И если раньше «девушке для бесед» легко удавалось выполнить ежемесячную норму и собрать нужную сумму, то теперь это требовало больших усилий: клиенты уже не швырялись деньгами так, как прежде. Но, несмотря на это, я продолжала регулярно отправлять деньги Маки. Я не хотела, чтобы Таку еще больше засасывала трясина неурядиц моей семьи, поэтому каждый день заставляла себя идти на работу. Но чем больше пыталась самостоятельно все уладить, тем хуже становилось мое психическое состояние.
Мне исполнилось двадцать четыре, но судьба по-прежнему испытывала меня на прочность. Моя жизнь состояла из одних и тех же проблем, которыми я уже была сыта по горло. Я, как обычно, пыталась убедить Маки развестись с Итяном, но сестра ничего не хотела слышать. Она вечно за него заступалась, каждый раз напоминала мне о том, что у них есть ребенок, о котором надо заботиться, твердила, какой он, на самом деле, хороший человек и как он вот-вот возьмется за ум. То же самое у меня было с Ито. Он мог бить меня сколько угодно, но я его прощала, потому что любила и верила в его любовь ко мне. Когда я крутила роман с Ито, Маки жила далеко, но страшно за меня переживала. Почти каждый раз, когда сестра звонила и упрашивала меня поскорей порвать с ним, разговор заканчивался слезами. «Он женат. Он только и делает, что колотит тебя. Ему на тебя наплевать. Тебе не надоело ходить в любовницах?» — твердила она. Теперь я понимала, что все ее замечания были совершенно справедливы. Неужели Маки предстоит самой пройти через тот же самый ад, чтобы образумиться и прийти в чувство?
Мой вес упал до восьмидесяти восьми фунтов, и я бледностью походила на привидение. Однако подавленность и склонность к самообману делали свое черное дело: я смотрела на себя в зеркало, и мне казалось, что все так и должно быть.
Каждую ночь мне снились кошмары. Меня мучили воспоминания о тех ужасных днях, когда я ребенком с деланым удовольствием уплетала пирожные и радовалась гостинцам, которые папа приносил домой, только чтобы избежать одного из его диких приступов ярости… Ад в школе, где меня дразнили за полноту.
Жирная! Свинья!
Я просыпалась тяжело дыша, вся мокрая от пота, а оскорбительные прозвища все еще звенели у меня в ушах.
Этого не должно повториться. Мне нельзя толстеть.
Я выхватывала из ящичка баночку с транквилизаторами и глотала целую пригоршню. Я понимала, надо прекратить так издеваться над своим организмом, и все равно не могла заставить себя хоть что-нибудь съесть. В конце концов я поняла, что у меня анорексия. И при этом ко мне продолжала приходить заплаканная Маки и просила денег.
Однажды ночью мне привиделось, что меня, словно змей, обвил дракон, изображенный на татуировке, красовавшейся на спине Маэдзимы. В памяти возникли обрывки разговора из прошлого.
Сёко, тащи сюда свою задницу.
Пусти меня!
Твой отец больше нигде не найдет ни гроша.
Ну да…
Если бы не я, с ним бы уже было все кончено.
— Нет! — закричала я во всю силу своих легких и открыла глаза. Капли пота катились у меня по вискам и сбегали вниз по шее, а сердце стучало в груди как барабан. Как я ни боролась, деньги были цепями, сковывавшими меня.
С тех пор как умерла мать, мы с Такой ни разу не занимались сексом. Мне очень хотелось, чтобы наши отношения вернулись в прежнее русло, однако и моя душа, и мое тело слишком измучились. Иногда мне чудилось, что я бегу по туннелю, окутанному кромешной тьмой, а выхода из него не видно, помощи ждать неоткуда. Я ненавидела себя за свою слабость. Но даже несмотря на все это, не пропускала ни единого рабочего дня.
Двадцать пять лет и восемьдесят шесть фунтов веса. Я худела с не меньшей скоростью, чем мои деньги перетекали к Маки. Сколько бы я ни работала, денег все равно не хватало. Теперь мне казалось, что я стала для Таки тяжелой обузой. От всех этих мыслей у меня шла кругом голова, и я жалела лишь о том, что не могла поговорить с мамой… Если мне удавалось положить в рот хоть немного еды и проглотить е, на меня тут же нападал приступ тошноты, за которым следовала рвота. Когда мы с Такой только переехали из Иокогамы в Токио, у нас не было ни гроша за душой, но мы все равно были счастливы. По выходным мы ходили по магазинам и, хоть и не могли ничего себе позволить, радовались стакану свежевыжатого апельсинового сока за триста иен в торговой палатке на станции. На обед ели лапшу соба в забегаловке, где во время обеденного перерыва набивалось так много народу, что приходилось перебиваться стоя. Мы заказывали две миски самой дешевой лапши в меню, одну картофелину и мясную фрикадельку, которые делили между собой.