Дочь якудзы. Шокирующая исповедь дочери гангстера
Шрифт:
— Папа… — Я обхватила его лицо ладонями и случайно выбила ватный тампон из правого уха. На мою руку закапала все еще теплая кровь.
Я помню, как однажды мы шли домой с ярмарки по залитой лунным светом улице. В прозрачном полиэтиленовом пакете плескалась золотая рыбка, леденец в виде яблока сверкал, словно хрустальный, сладкая вата напоминала пушистый снег — я пыталась донести все это добро до дома, как вдруг с моего пальца соскользнула обернутая вокруг него ниточка. Я вскрикнула и встала на цыпочки, силясь поймать красный воздушный шар в форме кролика,
Я переоделась в траурное кимоно и стала звонить в колокольчик рядом с гробом, надеясь, что это поможет папе найти дорогу на небеса. Перезвон эхом отдавался в пустой комнате, напоминая мне своим звучанием о маленьком колокольчике-талисмане, который давным-давно на Новый год купил мне папа.
— Давай я тебя подменю, — Маки опустилась рядом со мной на колени на подушку и стала звенеть в колокольчик.
— Хочешь перекусить? — Дайки поставил на угол алтаря пакетик рисовых шариков онигири, которые купил в магазине.
— Сёко… — На-тян опустила лицо мне на колени. Когда я откусила онигири, шарик отдавал горечью слез.
На похороны явился Итян с родителями. Они поклонились и, тщательно подбирая слова, выразили нам свои соболезнования. Когда они уже собрались было воскурить благовония, я поняла, что больше этого не вынесу, и вскочила на ноги:
— А вы зачем сюда явились?
— Сёко, перестань! — испуганно вскрикнула Маки.
— Заткнись, Маки!
— Сёко, пожалуйста, не сердись, — вмешалась На-тян, пытаясь успокоить меня.
— Ах, На-тян, — я погладила младшую сестричку по плечу.
Рука у меня дрожала. Как раз в этот момент вернулся Така, который ходил за бумагой и конвертами. Он отдал их мне вместе с шариковой ручкой. Я написала папе письмо и вложила его в конверт вместе с маленьким талисманом и колокольчиком. Потом опустила письмо вместе с одним-единственным цветком в гроб и в последний раз коснулась папиной руки. Она была твердой и холодной как лед.
Дым, в который обратилось тело отца, смешался с осенним дождем, исчезая в мрачном сером небе. Я не могла понять, что у меня течет по щекам, — то ли слезы, то ли капли дождя.
В крематории я с отвращением увидела, как Итян взял палочки и принялся собирать кости отца.
— Отойди от стола! Я не желаю, чтобы ты их трогал.
— Сёко, не смей так говорить с моим мужем! — Маки с силой толкнула меня в плечо.
— Да мне насрать, кто он такой. Пусть убирается.
— Перестань! — неожиданно рявкнул Така и впервые в жизни ударил меня по щеке.
Я взорвалась:
— Никто не смеет указывать мне, что делать. А вы трое — вон отсюда!
Бормоча извинения, Итян с родителями поспешно поклонились и вышли. Дайки, Маки, На-тян, Така и я собрали кости и поместили их в маленькую урну. Маки отвезла ее к себе домой, согревая слезами.
Глава IX
Разные пути
Смерть папы привела наконец-то Маки в чувство, и она подала документы на развод. Сестра нашла себе работу «девушки для бесед» и смирилась с тем, что ей предстоит стать матерью-одиночкой. Ей также удалось договориться о помесячной выплате долгов, доставшихся ей по наследству от мужа. Итян с родителями исчезли со всеми деньгами, что они одолжили у меня, папы и Таки. Это меня нисколько не удивило. Больше я об этой семейке не слышала.
Смерть отца я восприняла не столь болезненно, как уход мамы. Его кончина словно подстегнула меня, и я стала работать еще усердней, решив добиться того, о чем раньше даже и не мечтала. Даже в выходные дни я ходила с клиентами на ужины. С Такой мы практически не общались. Все свое время я посвящала работе. Мне хотелось совершить очень важную покупку, и вот, в возрасте тридцати лет, в первый раз за всю свою жизнь я открыла сберегательный счет.
Однажды я получила от Дайки письмо, в которое была вложена фотография. Компания, в которой он работал, направила его за границу в один из филиалов, и брат написал мне, что встретил девушку, на которой хочет жениться. На фотографии они оба улыбались, а выражение ее лица отдаленно напоминало мамино. Судя по письму, брат был на седьмом небе от счастья, и я от всей души радовалась за него.
Я поставила письмо рядом с поминальными табличками отца и матери на маленький семейный алтарь, взглянула на их фотографии и представила, как они оба улыбаются.
Когда мне исполнился тридцать один год, мама-сан того клуба, в котором я работала, купила мне в подарок на день рождения костюм. Конечно же, она успела заметить, что я даже в разгар лета никогда не ношу одежду с короткими рукавами (учитывая остроту ее глаз, она, наверное, догадалась о татуировке) и поэтому купила мне костюм ярко-розового цвета с длинными рукавами. Он сидел на мне безупречно. Когда мы выходили из бутика, хозяйка улыбнулась и, нарочито понизив голос, призналась: «Ты вот-вот выйдешь на первое место в клубе. Осталось всего чуть-чуть».
Нельзя сказать, что работала одна я, — Маки тоже рвала себе жилы. Впервые в жизни она перестала полагаться на мужчин и в результате обнаружила, что и сама на многое способна. Удивительно быстро она стала лучшей «девушкой для бесед» в своем баре. Ее решительность меня поражала. Когда другие женщины, давно работавшие в баре, отпускали в ее адрес колкие замечания, она еще больше укреплялась в желании стать лучшей. Сестра сжимала зубы и клялась себе, что заставит своих обидчиц униженно вымаливать прощение.
Я спросила у Маки, не ищет ли она нового парня.
— В наше время сложно найти кого-нибудь приличного — пожала она плечами. — А как у тебя на этом фронте?
— Я сейчас слишком занята работой.
— Признайся честно, ты ведь все еще неровно дышишь к Таке?
— Перестань!
— Прости меня, Сёко. Если бы я развелась с Итяном раньше, я бы не испоганила ваши отношения.
— Да ладно тебе. Ты тут ни при чем. Я сама во всем виновата.