Дочери Дагестана
Шрифт:
Перед нами ЦК поставил задачу: создать в Башкирии второй Баку. Туда эшелонами двинули оборудование с людьми. Зимой 1941–1942 годов стояли жуткие морозы – до 50 °C. Хлеб замерзал, превращался в камень. Никакой нож не брал. Буханку, как дрова, приходилось рубить топором. Прости, Господи!
Меня в Башкирии назначили старшим геологом у академика Трофимука. Чтобы на работу попасть, приходилось по морозу отшагать 10 километров. Места красивые, это немного успокаивало. Вдруг получаю телеграмму: приглашают в Москву на преподавательскую работу. О чем еще можно мечтать? Однако Москва меня никогда не прельщала. В 1943 году еще одна телеграмма: отзывают в Баку. Это другое дело.
Удивительно было не это, а то, что в такое трудное для страны время меня направили в аспирантуру. За два года защитила диссертацию на тему «Литология майкопской свиты Азербайджана». Заведовала лабораторией тетрографических осадочных черных пород. Докторскую я одолела в 1961 году. Она как бы продолжала кандидатскую. Это 2 тома – более 600 страниц текста. Написала более 120 научных работ, подготовила 10 кандидатов наук, за что присвоили звание профессора.
Как-то к нам в лабораторию приехал секретарь ЦК компартии Азербайджана Алиханов. У нас переполох: член ЦК так просто не едет, куда попало. Ждем, что будет. И вдруг к директору института вызывают именно меня. Сердце упало: где я просчиталась? Иду, ног под собой не чуя. Алиханов, обращаясь ко мне, сообщает: «У Вас есть шанс стать главным инженером Азербайджанского научно-исследовательского геологоразведочного института». А я ему в пику: «Кандидатура неудачная: я дочь врага народа да ко всему – не член партии».
Алиханов тотчас отреагировал на мои слова такой фразой: «Я дам вам рекомендацию в партию».
После всего пережитого я о партии и слышать не хотела. Но тут заныло сердце. Не знала, то ли мне плакать, то ли давиться от смеха. Работа у меня наладилась. Я руководила крупнейшей лабораторией. Зачем было менять одно на другое? Кто только к нам ни заглядывал, в том числе гости из-за рубежа. И меня не раз приглашали на международные конгрессы, но почему-то каждый раз ЦК ставил препоны. Уезжали более достойные. Так получалось, когда собиралась в Индию, ФРГ и другие страны. Тогда я поклялась, что издеваться более над собой не позволю. Опережая события, всем давала отказ…
Мы пьем кофе, говорим о капризах погоды, вспоминаем общих знакомых в Баку, все же больше касаясь истории ее родины – Нижнего Казанища.
После горячего кофе наша беседа продолжается,
…Я свободно владею кумыкским, русским, азербайджанским, английским, французским. Мои работы издавались в Москве, Баку, Киеве.
Считаю, что я жила для других. Может, поэтому Аллах продлевает мою жизнь? А может, оттого, что мои близкие рано умерли, мне Всевышний прибавляет годы?.. Должна сказать, что Аллах наградил меня какой-то неземной силой, которую не могу никак сформулировать. Может, сны мои вещие? В средневековье меня, вероятно, обвинили бы в колдовстве. Скажем, знакомый, которого не видела лет 20, на улице промелькнул мимо меня. Что-то знакомое в нем. Я не придаю значения, мало ли людей, с которыми ты встречаешься. И вдруг во сне вижу именно того промелькнувшего, четко вспоминаю, кто он, а утром узнаю, что мой знакомый скончался.
В один день потянулась рука к телефону, и я набрала бакинский номер Наталии Ивановны, своей подруги, а она мне задыхаясь говорит:
– Как Вы мне нужны были, а теперь все кончилось…
Я – ей: «Что кончилось?»
– Завтра я умру.
И на самом деле так и произошло. Умерла Наталия Ивановна – ученая и прекрасный человек.
Моих знакомых поражает то, что я во сне вижу продолжение многосерийных фильмов. Поэтому, если я и смотрю некоторые из них, то только чтобы проверить, насколько сны мои вещие. Это у меня началось еще с детства.
Когда отец переехал в Махачкалу, я оставалась в Буйнакске. Каждую ночь во сне видела, как что-то черное колоссальной высоты спускается с чьей-то крыши, врывается в нашу квартиру, ищет отца. Эти кошмары мне снились семь дней. Потом выясняется, что отец серьезно болел и его жизнь была на волоске от смерти.
Я дружила с дочерью темир-хан-шуринского архитектора Зубаира Темирханова – Пазилат. Она вышла замуж за армянина, что тогда считалось позором. Сейчас не об этом. Мы с нею не встречались многие годы. Однажды во сне увидела Пазилат. Проснулась, сердце тревожно бьется. Включила телевизор, а диктор рассказывает о резне армян в Сумгаите.
Боюсь снов, и впечатление такое, будто я виновата в смерти близких и неблизких мне людей.
…Послушав краткую повесть Эльмиры Адильгереевны, мне нетрудно было догадаться, почему она знала, что я обязательно постучусь в ее двери. Она оказалась не только крупнейшим ученым Кавказа по вопросам геологии, нефти, газа, не только широкообразованным человеком, но и телепатом, точно вычислившим, что мне не миновать встречи с нею, хотя до этого она меня во сне не видела, да и вообще мы с нею не были знакомы…
Министр из Атлыбоюна
Салаутдин Мамашев из Атлыбоюна десять лет пас скот княгини Патимат-Бике. Столько же лет батрачил у состоятельных крестьян своего аула, пока не приобрел арбу и пару быков. Теперь, как и большинство своих земляков, стал перевозить грузы из Порт-Петровска в горы и обратно. Жить можно было сносно.
Здесь, в Атлыбоюне, в утешение Мамашевым, родилась девочка. Назвали ее Бурлият. Сельские дети чуть ли не с колыбели приучены к труду. Шестилетней девочке полагалось ни свет ни заря гнать корову в общественное стадо, носить воду из источника Ахмет-хан-булах, подбирать сушняк в окрестностях аула.
Такого рода работа в осеннюю пору для Бурлият, когда в ближайшем лесу можно было полакомиться кизилом, шишками и дикой грушей, становилась настоящим праздником.
Тогда же Бурлият оказалась свидетельницей редкого события, которое не только она, но и взрослые атлыбоюнцы долго не могли переварить. Из США в Дагестан приехали преподаватели и студенты Калифорнийского университета. Единственным населенным пунктом, который они посетили, если не считать Махачкалу, был Атлыбоюн. Сельчане встретили заокеанских гостей хлебом-солью, исполнением старинных песен и танцев. По этому поводу американцы провозглашали: «Вери гуд, Дагестан!» Сами тоже не остались в долгу – на чьей-то плоской крыше девушки и парни отплясали фокстрот, чем привели в полную растерянность атлыбоюнцев.
Сколько раз, будучи уже на высокой должности, Бурлият Салаутдиновна мечтала увидеться с американцами и рассказать им о посещении делегации из Калифорнии ее забытого богом аула, но, увы, в те годы «железный занавес» исключал такую возможность.
Я немного поторопил события. К тому времени, когда Бурлият пошла в школу, семья перебралась в Ленинкент. Ее удивлял учитель Зайнутдин Казиев. В отличие от других, на уроках этот человек был строг, а на переменах он буквально преображался: играл с малышней, изображал кого-либо из учеников в смешном, но не в обидном для ребенка свете. Любил посмеяться и умел заразить этим же детей. Поэтому дети с нетерпением ждали звонка с уроков. Бурлият Салаутдиновна на работе попыталась подражать учителю Казиеву, но вскоре поняла, что свою природу подстраивать под другого человека нельзя.