Дочери Волхова

Дворецкая Елизавета Алексеевна

На нем и правда была все та же рубаха из красного шелка с богатым золотым шитьем на подоле, рукавах и вороте – не самая подходящая одежда для похода и тем более битвы.

– О, это не простая рубашка! – охотно ответил Одд. – Она наделена чудесными свойствами, из-за чего я надеваю ее не только на пиры, но и в битвы. Я еще не рассказывал об этом тебе и прочим людям и думаю, что сейчас настало подходящее время. Ты хочешь послушать об этом?

– Отчего же не послушать занимательную повесть, если есть время? – Яромила улыбнулась, со значением глядя ему в глаза, словно хотела сказать: мне нравится тебя слушать.

И он ответил ей таким же взглядом, полуулыбкой, будто говоря: мне нравится, что ты меня слушаешь, и я готов рассказывать тебе саги хоть до зари.

– Это случилось три года назад, когда мы с моим названым братом Асгримом отправились в поход на остров Эрин 13 , – начал Одд. – Мы высадились со своей дружиной на берег, и там вскоре на нас

напало войско местных жителей. Кто-то из них выстрелил, стрела пробила грудь моего названого брата Асгрима, он упал и почти сразу умер. Велико было мое горе, и тогда я в ярости набросился на войско. Метнув копье, я убил одного человека, который был одет богаче всех прочих, а потом одолел еще троих, выделявшихся среди других своей статью и воинственным видом. Войско эринцев побежало. Мы стали преследовать их. Я взбирался на одну гору, где не было троп, и вырывал перед собой кусты вместе с корнями. Вот я схватился за один из кустов, и мне показалось, что он сидит в земле не так крепко, как другие. Я вырвал его и увидел, что из-под земли пробивается свет. Тогда я пробрался туда и пошел на свет по широкому подземному проходу. И вот я увидел большое помещение, где все стены были увешаны роскошными одеждами, а светильниками служили большие золотые чаши. В этом помещении сидели и шили двенадцать юных дев удивительной красоты, и одна из них была самой статной. Я взял ее за руку и хотел увести с собой, но она сказала: «Оставь меня, князь Высокого Пламени. Я дам тебе выкуп за мою свободу». Я спросил, откуда она знает мое имя и какой выкуп хочет мне дать. Она ответила, что знала заранее о моем приходе и потому приготовила для выкупа прекрасную шелковую рубашку с золотым узором, которую сшила сама. Свойства этой рубашки таковы, что тот, кто носит ее, не будет знать ни жары, ни холода, будь он на море или на суше, что огонь не причинит ему вреда и железо не сможет его ранить. Я согласился с тем, что это хороший выкуп, но добавил, что если она так похожа на королеву этой земли, то ей еще следует заплатить мне выкуп за смерть Асгрима. Дева ответила, что я уже убил ее отца и троих братьев и теперь должен ей за смерть родичей. Я спросил, какой же выкуп она хочет получить за их смерть, и она сказала, что просит меня провести у нее три дня. Я согласился, и три дня мы провели в пирах и разных забавах; прекрасные угощения не кончались на столах, и юные девы, ее служанки, развлекали нас пением. Когда же через три дня я вышел из горы и встретил своих людей, они чрезвычайно удивились моему появлению. По их словам, они ждали меня целый месяц, но не дождались и вернулись домой, а на следующий год приплыли снова и снова ждали. Оказалось, что сегодня ровно три года с тех пор, как я вошел в гору, и что они в третий раз приплывают сюда искать меня. Вот так я приобрел эту рубашку, и она верно служит мне.

13

Эрин – Ирландия.

– Вот кощунник-то! Святобор обзавидовался, поди? – Ранята толкнул локтем сидевшего рядом волхва.

Но люди вокруг если и улыбнулись при этих словах, то как-то неуверенно, душой и мыслями еще находясь там, в далеких землях, в чудесной горе, где стены увешаны шелковыми рубахами и где живут прекрасные девушки-колдуньи…

– А у моего дяди по матери, Хермода хёвдинга, был волшебный синий плащ, который раз в год, во время йольского пира, изрекал пророчества, да еще в стихах, – продолжал Одд. – Конечно, стихи были не очень-то складные, все-таки это только плащ, но его пророчества всегда сбывались, поэтому он считается величайшим сокровищем.

– А тебе он что-нибудь предрекал? – спросила Яромила.

– Я не люблю пророчеств и предсказаний, – ответил Одд, глядя ей в глаза. – Моя жизнь в руках богов, и ничего не изменится от того, знаю я свою судьбу заранее или не знаю.

– Многие люди в Северных странах думают иначе, – заметил Вологор. – Я слышал, как говорят, что человек сам принимает решение, которое закладывает основы его судьбы.

– Для иных людей это верно. Но есть люди, через которых сами боги осуществляют среди людей свою волю.

– И ты из таких? – прямо спросила Яромила.

– Да. – Одд кивнул. – Но ведь и ты, Йармиль, из таких. Ты ведь знала об этом?

– Это верно. – Яромила кивнула.

С двенадцати лет она воплощала богиню Лелю в весенних обрядах и возглавляла девичью стаю все остальное время года. Но с появлением здесь Одда Хельги что-то изменилось, и в самой себе Яромила отчетливо ощущала перемены: с того мгновения как она впервые его увидела, как впервые прикоснулась к его руке, она стала по-иному воспринимать мир. Силы земли, обычно разделенные на неисчислимое множество нитей, теперь свивались в одну нить, которая проходила через само ее сердце. Не нужны стали обряды и заклинательные песни – ей достаточно было подумать об этом, чтобы взглянуть на мир глазами богини. Яромила ощущала скорбь по каждому из ладожан, погибших в первом столкновении с Игволодом, и горевала о своем брате и прочих родичах не больше и не меньше, чем обо всех прочих. Все словене стали ее родней, но при этом она всем существом своим знала, что на смену погибшим придут новые люди, и это нужно для того, чтобы мир не застаивался в неподвижности, а непрерывно обновлялся. Она жила как обычно –

хлопотала по хозяйству, занималась повседневными делами и внешне оставалась прежней, – но сквозь очертания привычного мира Яви смотрела в Закрадье. И эта жизнь, протекающая словно бы сразу в двух мирах, казалась ей естественной, будто так и полагалось.

– Я знала, – добавила Яромила, глядя ему в глаза. – Знала даже больше. Я с детства знала, что, если Волхов-батюшка пойдет назад и будет идти семь дней, – это значит, что он зовет меня к себе и мне пора уйти к нему.

– Почему именно ты? Потому что ты самая красивая дева в Альдейгье?

– Не только поэтому. Род моей матери первым из людей словенского языка пришел на эту землю, и это благословение передается старшей дочери…

Люди уже разошлись, легли спать прямо на земле, завернувшись в плащи с головой, чтобы не мучили комары, а Яромила и Одд все сидели вдвоем у костра и тихонько разговаривали, чтобы не тревожить спящих. Домагость давно загнал Дивляну в шатер и велел братьям ложиться там с ней, якобы для тепла, а на самом деле – чтобы Вольга как-нибудь не пробрался.

Но отправлять спать Яромилу или мешать ей беседовать с варяжским князем ему и в голову не приходило. В благоразумии старшей дочери он был полностью уверен, Одд держался почтительно и руками к ней не лез, а еще… Домагостя не оставляло смутное ощущение, что устами этих двоих сами боги ведут тайный разговор – бог Высокого Пламени из далекой северной страны и богиня Леля, принимающая на своей земле этого удивительного гостя.

Они сидели вдвоем в светлой летней ночи, обмениваясь родовыми преданиями, и Яромила не могла отделаться от ощущения, что за всем этим стоит нечто гораздо более важное, чем кажется на первый взгляд.

– Даже и не знаю, жили ль мы когда-нибудь спокойно, – говорила она, подразумевая даже не себя и свою семью, а всех людей словенского языка на этой земле, начиная от древнего пращура Любоша. – С тех пор как варяжские гости сюда дорожку через море проложили, наш покой и кончился. Есть от варягов и польза – мастера у вас умелые, купцы богатые, кощунники мудрые… – Она улыбнулась, намекая на его удивительные истории, которых, похоже, у Одда имелся неисчерпаемый запас.

– Это еще не все. – Он понял намек и тоже улыбнулся. – Я еще не рассказал тебе о моей кормилице, принимавшей роды у жены ютула, и о свадебном платье моей сестры, которое у нее однажды одолжила хулдра. А еще с моим братом Олейвом был случай… Но об этом лучше в другой раз. Я понял, что ты хочешь сказать. Мне известно, что северных людей здесь не слишком любят даже те, кто сам ведет от них свой род. Это нетрудно понять. Люди с Севера приносят на вашу землю слишком много беспокойства. Но ты знаешь, как раньше жили боги?

Поселилися асы в полях Идавалльра,

Во дворах веселились, играли в тавлеи,

Водилось тогда у них золота вдоволь.

Пока не явились три вещие девы,

Из земли исполинов могучие гостьи. 14

– Я не поняла. – Для Яромилы строки из песни на древнем языке были слишком трудны.

– Песнь говорит о том, что когда-то прежде боги жили без забот и хода времени для них не было: за одним веселым беспечальным днем приходил другой веселый беспечальный день, вернее, не другой, а все тот же. Они проживали в веселье неизменно повторявшийся день, и даже нельзя сказать, сколько это продолжалось, потому что времени не было совсем. А потом появились три норны, три вещие девы, чьи имена Урд – Прошлое, Верданди – Настоящее и Скульд – Будущее. Вместе с ними к богам пришло само время. Теперь с каждым рассветом начинался уже новый день, все стало меняться, ведь живое не может оставаться неизменным, оно подобно луне – либо растет, либо старится. А то, что движется, рано или поздно приходит к своему концу – так боги узнали о том, что впереди их ждет неизбежное Затмение Богов. А следом за ним – новое возрождении. Так и мы. До того как появились мы, северные люди, вы, словены, жили, как боги до прихода норн, и для вас ничего не менялось. Мы принесли вам перемены и отняли покой. Но тот, кто идет вперед, в конце концов приобретает гораздо больше, чем тот, кто сидит на месте.

14

«Старшая Эдда», Прорицание провидицы, пер. С. Свириденко.

– Но и теряет больше.

– Да. Но разве оно того не стоит?

Одд придвинулся к ней ближе и заглянул в глаза. И на какой-то долгий миг Яромила забыла, о чем они говорили: ей так нравилось смотреть ему в глаза, что это было важнее, чем все на свете разговоры.

– А что же хочешь найти ты? – еле слышно спросила она.

Одд не знал, что ответить. Где-то далеко остались горы Северного пути – горы, упирающиеся черными головами в облака, горы, по туманным склонам которых бродят великаны, легко различимые в серой мгле. Как и каждый, рожденный в норвежских фьордах, Одд с детства привык смотреть на землю и море с высоты, и от этого он сам себе казался огромным и сильным, как те великаны. Возможно, поэтому сыновей Северного пути всегда тянет из дома – когда видишь перед собой так много земли, усидеть на одном месте просто невозможно. С юных лет его вела по морям неутолимая жажда перемен, открытий и завоеваний, он хотел обойти весь мир и таким образом завладеть им.