Дочка людоеда, или приключения Недобежкина
Шрифт:
„Хочет стать миллионершей! У девочки глупая детская мечта, она хочет сбежать в прекрасный волшебный мир. Ах, она умная девочка, она быстро поймет, что рая нигде нет. Везде проблемы, проблемы, проблемы. Я ей обязательно помогу. Варька у меня сумасшедшая", — ласково подумала мать и как шахматист, обдумавший свой коронный ход, двинула на какой-то невидимой доске пешку в королевы.
Если у вас папа злой волшебник и мама злая волшебница, не огорчайтесь, что вы станете доброй волшебницей, потому что минус на минус дает плюс только в алгебре, а в жизни минус на минус дает минус в квадрате. Варя тоже была злой волшебницей, но она еще только училась и поэтому пока проходила науку по курсу добрых волшебниц — очаровательных девушек. Она училась в классе, который называется „чистота"! Учениц этого класса вы увидите в любой толпе уже за километр.
Я научу вас различать их. Если у вас есть хоть малейшие
И если граждане после этой ангельской речи, как дикие звери, накинутся на вас, вырвут у вас из рук и опрокинут вам на голову банку с краской, отволокут к близлежащему забору и вашими костями заделают выбитые доски, значит, опыт удался, вам повстречалась настоящая „чистота".
Если же „чистота" заорет или завизжит примерно следующее: „Идиот! Кретин! Измазал мне новый плащ! Ублюдок! Милиция, милиция!" (я уже не говорю про возможность непечатных выражений) — знайте: вам удалось выявить самозванку, и вы преспокойненько, пусть и не под совсем одобрительные взгляды граждан, но при полном отсутствии милиции, покинете место своего эксперимента живым и невредимым. Безусловно, есть множество других способов устанавливать учениц разных классов школы злых волшебниц. Но вот самую школу вам едва ли удастся найти, а ведь у нее есть и адрес, и почтовый индекс, и даже учительский состав, и, представьте себе, есть даже директор. „Вот бы с кем познакомиться!" — воскликнет какой-нибудь восторженный читатель или читательница. Упаси вас бог с нею познакомиться, ибо директор школы злых волшебниц — женщина. Даже не намекайте никому об этом. Потому что много изменений и удивительных приключений произойдет в вашей жизни, а с директоршей школы вы так и не познакомитесь. Ведь не скажет же она: „Здравствуйте, я директор школы злых волшебниц!" Однажды где-нибудь в трамвае, когда будет особенно много народу, некая почтенная старушка или дамочка средних лет случайно ткнет вас в спину зонтиком, и вы крикнете ей: «А нельзя поосторожней, гражданка?" И вот тут я подумаю: а ведь это она, директорша школы злых волшебниц, с которой вы так хотели познакомиться. Что ж, был шанс, но вы его упустили, а то слово за слово, с милой улыбочкой, с ласковыми интонациями — и сами бы не заметили, как пошло-поехало — удача за удачей. Все равно, женщина ли вы или мужчина, даже если вы и по возрасту не подходите для классов школ злых волшебников и волшебниц, но, если вы найдете подход к сердцу директрисы, она применит свое волшебство, и, как дуновение ветерка пушинку, подхватит вас фортуна и понесет, понесет.
О других классах, как-то: „святость", „грехопадение", „раскаяние" и многих других, — боюсь, в этом труде у нас уже не будет времени рассказать тебе, дорогой читатель. Грустно. Но…
Варенька Повалихина проснулась и сунула руку под подушку, нащупала свои драгоценности и подставила их под лучи только что показавшегося из-за домов светила. Вот где радостно запрыгали и засверкали солнечные лучи!
Аркадий, Аркадий! Как жалко, что ты не американский миллионер! — про себя воскликнула „чистота". — Ах, имея такие драгоценности, почему ты всегда ходишь в таком ужасном поношенном костюме? Два года мы знакомы, и за два года ничего не изменилось в твоем гардеробе. Ну, разве так можно? Ты же культурный человек, ты же знаешь, что говорил Чехов: „В человеке все должно быть прекрасно: и душа, и одежда!" Вот Володя Недорезов, посмотри, какие у него курточки, брючки, кроссовочки, а ты повесил галстук и думаешь, что за ним, как за каменной стеной. „Галстук — это флаг самца о капитуляции!" Ужасные слова! Кажется, Вольтер их сказал, а может быть, Дени Дидро? Ах нет, это Юлька Шамро со второго курса их говорит! — брезгливо вспомнила Варя. — Значит, если бы я была его женой, этот скупой рыцарь дрожал бы над своими сокровищами, а меня наряжал в лохмотья? Ужасно!"
Варя содрогнулась от одной мысли, что грязные засаленные лохмотья могут прикоснуться к ее чистейшему, без единой помарки, телу.
— А если нарядить его в смокинг? Он же высокий. У него грустные выразительные глаза, — задала она себе вопрос и ответила на него: — Тогда у Аркадия не будет грустных глаз. У человека в смокинге не бывает грустных глаз. Хотя бы в новый иностранный костюм его надо нарядить, и он будет выглядеть на миллион. Во всяком случае, это королевский жест — подарить на прощание драгоценности. Если Недобежкин сегодня не прибежит их забирать, значит, он благородный человек. Но хорошо ли для жизни быть таким легкомысленным? Любимой девушке дарить рубины! Это шикарно, но глупо. Теперь у него нет ни девушки, ни рубинов.
Варя вздохнула.
— Мне девятнадцать! Еще только девятнадцать, а ко мне уже сватались двадцать шесть раз. Сколько это может продолжаться? Правильно мама смеется: „Варька у нас прямо какой-то ас-истребитель женихов!" В самом деле, меня можно приравнять к Герою Советского Союза по числу отвергнутых женихов. Я сама не понимаю, как это у меня получается. Может быть, это дурно, но я уже втянулась. Мне нравится им отказывать. Но ведь Аркадий выдавал себя за одного человека, а оказался другим, он обманул меня. Вот что особенно мучительно.
У Вари созрел план. Но сначала надо было объясниться с родителями. Она уже давно кое о чем догадалась.
Воскресные завтраки у Повалихиных начинались в десять часов. Марья Васильевна относилась к ним, как набожный настоятель храма к воскресному богослужению. Стол в гостиной накрывался белой скатертью. Скатертей у Марьи Васильевны было много, были свои, были мамины, были даже бабушкины, и все как новенькие, без единого пятнышка. Умение удалять пятна со столовых скатертей — одно из главных качеств настоящей домохозяйки. Этого дела нельзя доверять химчистке. Конечно, лучше так воспитать домашних и завести таких знакомых, которые бы, как опытные минеры на минном пате, не делали ни одного неосторожного движения, потому что даже мельчайшая капелька на скатерти — это признак изъяна в безукоризненных манерах. Если, не дай бог, с ложки, ножа или вилки срывалась на скатерть хоть капля, она, как огнем, прожигала сердце Марьи Васильевны, навсегда оставляя в нем ранку горечи.
— Варенька! — когда-то говорила мама своей дочке, тогда еще маленькой девочке, потому что последний раз капля с Вариного столового прибора сорвалась на скатерть лет десять назад. — Это бабушкина скатерть. Мне бы хотелось, чтобы ты передала ее своей дочке такой же чистой, как она передала мне. Надеюсь, ты не нарочно поставила эту кляксу? Ты ведь не последовательница маркиза де Сада, который любил ронять жирные вилки на чистую скатерть, чтобы позлить свою маму?
Марья Васильевна говорила это таким теплым тоном, так по-доброму улыбалась дочке, так ловко при этом перерезала ей пути ко всем застольным порокам, что девочке оставался только один путь — стать такой же искусной фехтовальщицей всеми столовыми орудиями, какими были ее злые родители.
— Нет, мамочка, я не хочу быть последовательницей злого маркиза де Сада, я хочу быть твоей последовательницей.
Я ведь еще ребенок, у меня не до конца отработана координация движений, — объяснила она мамочке причину появления жирного пятнышка на скатерти.
— Дорогая Варенька, — вмешался тогда еще совсем моложавый папенька, — ты удачно сослалась на детскую координацию движений, но должен заметить, что юные гимнастки, выступают сейчас на международных соревнованиях, старше тебя совсем не намного, а с их координацией движений более взрослые спортсменки спорить не могут.
Варенька растерянно посмотрела на маму, ища у нее поддержки.
— Да, Варенька, скорее всего, причина твоей ошибки в том, что ты ешь новое блюдо, которое я приготовила. И набора освоенных тобой движений оказалось недостаточно, чтобы чисто провести разделку утиной тушки. Вот и все, никакой мистики.
Тогда еще совсем молодая мама ослепительно улыбнулась дочурке, посылая в нее заряд всепобеждающего понимания. Дочка ответила ей такой же отработанной за восемь или девять лет совместной жизни лучезарной улыбкой, после чего они вместе одарили счастливыми улыбками папу.