Дочки-матери
Шрифт:
— Ничего, это мы переживем. Теть Юль, а мальчик — ваш родственник?
— Не совсем. Скорее — квартирант.
И Юля поведала Сашкину историю, Лерка слушала с открытым ртом.
— Кстати, на днях мы с Санькой поедем в госпиталь, а ты с Оленькой побудешь. Ладно?
— На все согласна, только не прогоняйте, — Лерка молитвенно сложила руки.
— А мама-то знает, что ты здесь?
Лерка замялась с ответом, и этой заминки оказалось достаточно, чтобы Юля все поняла.
— Мама велела мне ехать в деревню. Но поймите, теть Юль, на праздники туда обязательно двинет отец. А я его
— А как же мама?
— Мама… у нее своя жизнь, — вздохнула Лерка. — У них любовь с Евгением Петровичем, Ей не до меня. Они так редко видятся, что на праздники скорее всего она уедет к нему. Или они встретятся где-нибудь посередине.
Лерка помолчала и усмехнулась:
— Мама всегда думала — стоит сплавить меня в деревню любящей бабушке за пазуху, и все мои проблемы решены.
— По-моему, ты ошибаешься, — осторожно возразила Юля, отодвигая штопку. — Ты просто немного ревнуешь…
Лерка пожала плечами.
— Да нет… Я рада за нее. Потому что, не будь в маминой жизни Евгения Петровича, ей было бы очень тоскливо и одиноко. Нет, не то. Ей было бы просто невыносимо жить. Вы не представляете, теть Юль, что иногда выкидывает наш отец!
— И все-таки мне показалось, в душе ты осуждаешь маму.
Юля поднялась, поставила чайник на газ, достала конфеты.
— Меня никто не любит, — вдруг брякнула Лерка. Юля уселась напротив нее на табуретку.
— Ты имеешь в виду родных?
— Нет. Родные, конечно, любят. У родителей я единственная дочка.
— Значит, из ребят?
Лерка обреченно кивнула.
— У меня полно друзей, все ко мне хорошо относятся. Но…
— Но нет парня, — закончила за нее Юля и улыбнулась.
Лерка на улыбку не ответила. Конечно, другим кажется, что это не проблема, но для нее-то!
— Тебе только шестнадцать. Ты присматриваешься, к тебе присматриваются…
— Со мной что-то не так, — возразила Лера, болезненно морща лоб. — И я не пойму, в чем дело. Вот этим летом приезжаем мы с мамой в лагерь. Ну, вы знаете, ее от работы всегда посылают воспитательницей. Мы еще только идем с чемоданами, а на маму уже все тренеры оборачиваются, шеи сломали. А к вечеру стая ухажеров вьется с комплиментами. А я одна! Смотрю на себя в зеркало — вроде не страшилище, стройная, ноги длинные. А нет у меня толпы поклонников. Влюбиться не в кого!
Лерка уложила свою безутешную головушку на руки и уставилась на Юлю.
— Вы с твоей мамой как… как Кристина с Аллой Пугачевой! — засмеялась своему сравнению Юля. — Мама, она источает уверенность, тепло, мягкость и силу одновременно. Мужчины это чувствуют за версту. А ты пока в себе не уверена и свою неуверенность прячешь под иголками. А кому же охота уколоться? Но зато у тебя все впереди. И толпы поклонников — это не главное.
— А что главное?
Юля на минуту задумалась, глядя мимо Лерки в окно, где сквозь туман продирался желток луны.
— Когда Никита был жив, заботился обо мне и я могла одеваться, выглядеть… Ну, короче, когда мы жили в достатке… Так вот, тогда многие мужчины пытались ухаживать за мной, даже в любви объяснялись. А случилось с нами то, что случилось, осталась я ни с чем, их всех как ветром сдуло. Ни один на помощь не бросился…
Юля невесело усмехнулась. Помолчали.
— Нужно, чтобы один был. Надежный, — добавила она, обращаясь даже не к Лерке, а к самой себе.
— Где бы его взять… — мечтательно протянула Лерка. На следующий день Юля все же сходила на почту и позвонила Наташе. Выслушав Наташины охи и ахи, она уверила подругу, что Леркин приезд как нельзя кстати. И что ей просто необходима сейчас помощь такого человека, как Лерка, Наташа поворчала немножко, но потом согласилась, что деревня сейчас для Лерки не лучший вариант.
А через два дня Юля с Сашкой отправились в госпиталь. Был канун праздников, все куда-то ехали, электричка битком. Юля с Сашкой сидели друг против друга и молчали. Сашка был болезненно молчалив и тих. Чистая рубашка, со щеткой отмытые ногти, начищенные ботинки. Мальчик без любопытства смотрел в окно, но Юля видела, что он не замечает мелькающих за окном картин. Они проплывают мимо его сознания. Он весь погружен в свои мысли. Волнение от предстоящей встречи проступало на скулах пятнами румянца.
— Жвачку хочешь?
Юля достала из кармана мятный “Орбит”. Сашка отрицательно покачал головой. Тяжко, по-взрослому, вздохнул и вновь уставился в окно. Он вел себя так, словно его везли на казнь.
В городе с ним стало твориться что-то еще более странное. Он заявил, что болит живот, и уселся на лавочку.
— Сейчас возле госпиталя зайдем в аптеку и купим таблетку, — пообещала Юля, начиная ощущать смутную тревогу. А может, Сашка все придумал? Может, нет у него никакого брата, а придуманная легенда просто украшает жизнь? Попал пальцем в небо, Голубевых пруд пруди, как Ивановых. Сколько раз Лариса жаловалась, что Маринка постоянно врет. У таких детей психика нарушена, им нравится придумывать. А теперь, как до дела дошло, испугался, что обман откроется!
Юля втолкнула Сашку в автобус и даже нашла свободное местечко, чтобы сел. Вдруг про живот не придумал. Ехали долго. И снова Сашка хмуро смотрел в окно как обреченный.
— Госпиталь! — объявили остановку, и Юля тронула своего подопечного за плечо.
Тот вздрогнул.
— Выходим, — улыбнулась она.
Автобус уехал, и они остались на кусочке асфальта меж трамвайных линий и троллейбусных проводов. Сзади, спрятанный деревьями, темнел госпиталь.
— Может, цветов купим? — предложила Юля.
И вдруг совершенно неожиданно Сашка выдернул свою руку и сиганул на проезжую часть дороги. Он несся как заяц, ныряя меж встречных трамваев, уворачиваясь от легковушек.
— Саша!
Юля ринулась следом под визг тормозов и мат водителей. Она потеряла его из вида и бежала наугад. Как только разъехались трамваи, она увидела Сашку. Его держал за шиворот разъяренный водитель “Жигулей” и орал, не стесняясь в выражениях.
Юля подлетела и вцепилась в Сашку с другой стороны.
— Куда смотрим, мамаша?! — Водитель обратил свой гнев на нее, не переставая вытрясать из Сашки кишки. — Он ведь как камикадзе несся! Еще немного, и я бы размазал его по асфальту! А ты бы с меня потом деньги требовала и в тюрьму упекла. Так?