Док Сэвидж. Выпуск второй
Шрифт:
— Тогда обернись назад, Рант, мой мальчик, — предложил Вайти, похрустывая кукурузой. — И если ты будешь достаточно мудр, то сохранишь оставшуюся Руку.
Высокая фигура Хадиса, чья физиономия напоминала о его нубийских предках, появилась за спиной Ранта.
Эбеновое лицо казалось черной каменной маской. Глаза бывшего невольника шейха были воспалены и горели смертельной ненавистью.
Тяжелый кривой ятаган с украшенной драгоценными камнями рукоятью с лязгом выдвинулся и задвинулся в ножны. Но не вид Хадиса вырвал крик ужаса из сдавленного спазмом горла Ранта.
Рядом с Хадисом выстроились шесть других фигур.
Их лица были свинцового цвета, как у трупов. Двое держали какие-то инструменты, напоминающие щипцы мороженщика с длинными рукоятками. Двое других раскачивали в руках нечто, напоминающее резную деревянную колыбель, держа ее между собой. Внутри «колыбели» от одного ее конца к другому, ударяясь о стенки, перекатывался какой-то шарообразный предмет.
Хадис по-арабски задал недвусмысленный вопрос.
Он состоял только из трех слов, которые означали: «Сделать ли это?» Нет! Нет! Только не так, шеф! Все, что угодно, только не это!
Вайти Джейно небрежно забросил в свой разинутый рот порцию кукурузных зерен и не спеша захрустел ими. Потом он заговорил. Маленькие глазки Ранта выпучились так, что готовы были вылезти из орбит.
Джейно говорил по-арабски! Рант не знал, что его шеф владеет этим языком. Прозвучало несколько отрывистых слов. Черный Хадис почтительно преклонил колено. Рант в ужасном замешательстве наблюдал эти изъявления покорности. Хадис сделал знак замаскированным людям, и они исчезли из продолговатой комнаты.
— Рант, мой мальчик, — произнес Вайти Джейно тошнотворно благожелательным тоном. — Ты и твои Друзья очень нужны полиции. По какой-то ошибке членов твоей банды подозревают в том, что они замешаны в оставляющих теневые отпечатки убийствах.
— Возможно, это и ошибка, — пробормотал Рант, — ко они как-то очень уж смешно ошибаются.
Челюсти Джейно медленно, с хрустом продолжали жевать.
— Будем это называть ошибкой, — сказал он вкрадчиво. — Итак, ты и остальные будете столь любезны, что отправитесь с нами. В наших делах наступил внезапный кризис. Мы отправляемся, возможно, уже в течение ближайшего часа. Вы будете иметь свою долю, справедливую долю, в далекой стране, куда мы отправляемся. Я присмотрю за этим.
Рант Дэйвис упал в кресло, осторожно баюкая свою окровавленную руку.
— Будем надеяться, так оно и будет, шеф, — сказал он. — Меня не проведешь. Стало слишком горячо, чтобы оставаться здесь. Больше не будет никаких ошибок.
Продолговатая комната ритмически покачивалась. Вода вздыхала и плескалась, ударяясь убегающими вдаль волнами о скалы за стеной. Эта комната была роскошно отделанной каютой яхты, которая, судя по ее виду, должна была иметь большую скорость. Яхта была выкрашена в черный цвет.
Вайти Джейно подбросил вверх очередную порцию кукурузы. Его челюсти захрустели в такт с легким плеском волн, набегающих на отмель.
— Звук такой, как будто обезьяна щелкает земляные орехи, — донесся язвительный голос из маленькой кают-компании, расположенной в конце продолговатой комнаты.
— Проклятье! Сейчас не время шутить! Ты, между прочим, лопаешь точно так же! Можно подумать, что это свинья грызет кукурузный початок!
Любой человек, знакомый с искателями приключений, входящими в группу Дока Сэвиджа, сразу же узнал бы голоса Монаха и Хэма. Даже перед лицом величайшей опасности эта парочка продолжала свою словесную дуэль.
Впрочем, от подобных взаимных уколов их моральное состояние только улучшалось. Хэм не ответил Монаху.
Но обезьяноподобный химик вдруг завизжал своим похожим на детский голоском:
— Ох! Проклятый стряпчий! Ты опять сделал это! Я вот пихну тебя ногой в то место, куда ты складываешь жратву!
Хэм усмехнулся. На его изможденном лице этот оскал производил жуткое впечатление. Тем более, что лукавая физиономия адвоката была покрыта коркой из засохшей пыли и грязи того переулка, в котором схватили его и Монаха. Лишь накануне вечером его костюм, шедевр портновского искусства, ослеплял своим великолепием весь Бродвей. Теперь этот последний крик летней моды выглядел так, что мог привлечь разве что взор старьевщика.
Хэм вызвал этот вопль Монаха тем, что дернул его за большой палец. Движение это причинило Хэму не меньшую боль, чем Монаху, но он-то ее ожидал.
— Будь оно все проклято! — простонал Монах. — Как ты считаешь, долго они еще будут держать нас здесь?
Прежде, чем Хэм смог ответить, снова раздался благодушный голос Вайти Джейно.
— Как только получим приказ, мы избавимся от этих двоих, — сказал он. — Нам не следует оставлять никаких следов, на которые мог бы напасть Док Сэвидж. На воде мы не оставим никаких отпечатков.
Монах невольно поежился. Его длинные руки конвульсивно дернулись, как будто он намеревался немедленно броситься в бой. На этот раз застонал от боли Хэм.
— Ты, отпрыск гориллы! Не делай этого! Держи свои волосатые пальцы в покое!
Монах удовлетворенно проворчал что-то в ответ, хотя мучения Хэма не доставили ему большого удовольствия.
Куцые большие пальцы Монаха, покрытые густыми волосами, напоминающими мех, были присоединены к большим пальцам Хэма при помощи орудия пытки, известного полиции как «наручники для пальцев». Полицейские иногда применяют их вместо обычных наручников для сковывания особо опасных преступников.
«Наручники для пальцев» сделаны на манер обычных.
Но они меньше и сковывают вместе два больших пальца. Внутри каждого их захвата находятся острые пилообразные зубчики. Каждый рывок соединяющей захваты цепи заставляет эти зубчики сжиматься еще сильнее, затягивает их. Они впиваются в тело. Пытаясь освободиться, заключенный сдирает все мясо с костей.
Потом, очевидно, ему придется крошить и кости…
Ноги Монаха и Хэма были свободны. Но это еще не давало им возможности свободно расхаживать туда-сюда. Их похитители обрели уверенность в том, что пленники будут оставаться на одном месте весьма простым способом: они посадили их лицом друг к другу.