Доказательство виновности

Тодд Чарльз

— Если он даст о себе знать, пожалуйста, сообщите в Скотленд-Ярд, что с ним и где он.

— Если хотите узнать о местонахождении моего брата, ищите его сами. Я не буду сторожем брату моему даже ради Скотленд-Ярда.

Ратлидж воздержался от ответа и отправился в Кембридж.

Как оказалось, клиника на окраине города, куда в свое время поместили Диаса, была небольшой частной лечебницей для душевнобольных. Подъезжая к главному корпусу, он вдруг подумал: Хауард Френч и его сын Лоренс поступили очень разумно, отправив незваного гостя в изолированную частную клинику, где его не найдут посторонние. Отсюда Диасу некуда было бежать; в Англии у него не было ни родных, ни друзей.

А

может быть, ничего не подозревавшие Майкл или Луис Френч бездумно отказались платить за содержание совершенно незнакомого человека? Поэтому врач и не уведомил их, что выписывает излечившегося пациента. Если в завещании покойного Лоренса Френча не было распоряжений касательно Диаса, а сыновья ничего не знали о давнем вторжении в их дом, их поведение вполне понятно. Более того, после перенесенного инсульта Френч-старший вполне мог забыть о существовании Диаса.

Лечебница выглядела ухоженной и больше напоминала загородное поместье, чем клинику для душевнобольных; она стояла посреди красивого парка, который не портила высокая ограда. Идеальное место, в котором можно скрыть от посторонних глаз семейные проблемы. Даже король держал в лечебнице молодого принца Джона [6] до тех пор, пока о нем почти не забыли.

6

Имеется в виду младший сын короля Георга V и королевы Марии (1905–1919). Был болен эпилепсией, что и послужило причиной его кончины в тринадцатилетнем возрасте.

В таком месте почти не ожидаешь найти блудного сына португальского фермера.

Открыв дверь, Ратлидж очутился в приемной, где за небольшим, но очень красивым столом вишневого дерева сидела женщина. Она любезно поздоровалась и спросила, к кому он приехал.

— Я хочу поговорить с кем-нибудь из врачей о человеке, который раньше был вашим пациентом. Моя фамилия Ратлидж. Я из Скотленд-Ярда.

Улыбка словно замерла у женщины на губах.

— Пожалуйста, подождите немного, мистер Ратлидж, — сказала она. — Сейчас я узнаю, сможет ли доктор Милтон вас принять.

Она повернулась и скрылась за дверью. Ее не было довольно долго.

Ратлидж уже собирался последовать за ней, когда она наконец вернулась, придержала дверь и пропустила в приемную пожилого человека.

— Мистер Ратлидж? Я доктор Милтон, ведущий специалист.

Они пожали друг другу руки, и доктор Милтон предложил:

— Давайте прогуляемся по парку. Так будет лучше всего. Там вы можете говорить открыто.

«Да и самому доктору там тоже будет легче», — подумал Ратлидж.

Они вышли на солнце и зашагали по дорожке.

— Насколько я понял, вас интересует кто-то из наших пациентов. У него — или у нее — неприятности с законом?

— Насколько мне известно, никаких неприятностей с законом нет. Речь идет о человеке по имени Афонсо Диас. Во всяком случае, так он назвался.

— А, понимаю… Да, я хорошо его помню. Он довольно необычный пациент.

— Вы лечили его?

— Пытался. Не знаю, удалось ли мне помочь ему. Возможно, ему просто надоело столько лет нести в себе гнев.

— Почему он гневался?

— Долго рассказывать. Мы воссоздали прошлое по его рассказам; кроме того, пришлось послать запрос в Португалию. Тамошняя полиция больше им не интересовалась. Он отбыл свой срок, и они с радостью избавились от него. По их сведениям, он учился в университете в Лиссабоне; туда его отправил с Мадейры отец. Кажется, он входил в довольно радикальную студенческую группу, и в конце концов его арестовали, судили и приговорили к тюремному

заключению. В тюрьме он провел лет десять. Когда он наконец вышел на свободу, узнал, что отец, не дождавшись его возвращения на Мадейру, продал принадлежащую им землю чужакам, точнее, фирме «Френч, Френч и Трейнор». Не знаю, что пережил молодой Диас в тюрьме. Некоторые симптомы указывают на жестокое обращение. Впрочем, и его самого не назовешь тихоней. Судя по всему, он предпочитал переносить тяготы молча. Когда его освободили, он обвинял в своих бедах всех, кроме себя. Видимо, его отец разочаровался в сыне и решил, что тот не будет заниматься землей. Может быть, он был прав, потому что вскоре после освобождения сын поклялся отомстить друзьям, которые, как он считал, выдали его полиции. Его снова арестовали; ему грозил большой срок. Диас бежал на Мадейру, где узнал, как отец в его отсутствие распорядился его наследством. По-моему, отцу не хватило смелости написать сыну в тюрьму и объяснить, почему он продал землю. Может быть, отец даже боялся сына. Как бы там ни было, Диас был убежден, что Френчи обманом вынудили отца к сделке.

— И Диас ждал удобного случая отомстить Хауарду Френчу. Деду нынешнего главы семьи.

— Вот именно, — кивнул доктор Милтон. — Очевидно, к тому времени Френч-старший больше не ездил на Мадейру. Его сменил сын. Диасу не сразу удалось наскрести деньги на билет в Англию — его отец к тому времени умер, а вторая жена, на которой отец женился, пока Афонсо сидел в тюрьме, не собиралась делиться наследством с «блудным сыном». Но наконец, лет двадцать назад, Диас все же добрался до Англии, горя жаждой мести. Он был настолько поглощен своей идеей фикс, что ни о чем другом просто не думал. Причиной всех своих бед он считал Хауарда Френча, и Хауарду Френчу предстояло за это заплатить.

— Когда он приехал в Сент-Хилари, он был вооружен?

— Да, хотя сыну Хауарда удалось разоружить его еще до приезда полиции. У Диаса при себе был нож довольно зловещего вида. Его признали психически неуравновешенным и не стали судить за нападение, незаконное вторжение в частный дом и покушение на убийство. Вместо этого его доставили к нам.

— А куда он поехал, когда его освободили?

— С возрастом он ослаб, зато полюбил садоводство. В Суррее живет супружеская пара по фамилии Беннет; они взяли его к себе младшим садовником. Не думаю, что мысли о мести по-прежнему занимают его. В конце концов, и Хауард Френч, и его сын уже умерли. А Диас заслужил покой.

— Он до сих пор живет в той семье в Суррее?

— Да, конечно. Я получаю от них отчеты каждый месяц.

— Он с кем-нибудь подружился, пока был здесь?

— Я бы не сказал… Кажется, он хорошо относился к одному из своих товарищей по несчастью, но их отношения трудно назвать дружбой. Их скорее объединяло чувство, что оба они изгои, никому не нужны и общество отворачивается от них.

— Я хотел бы побеседовать с тем человеком.

— Он умер во время эпидемии инфлюэнцы. Тогда умерло довольно много наших больных. Эпидемия пронеслась по клинике, как лесной пожар, и так же быстро прошла. Многие из наших пациентов слабы не только рассудком, но и общим здоровьем; они особенно подвержены заражению.

— Больше вы ничего не можете мне рассказать об Афонсо Диасе?

— Нет. Он был странный тип. Я до конца так и не узнал его хорошенько. Во-первых, конечно, из-за языкового барьера и из-за того, что он все время лелеял убеждение, будто другие испортили ему жизнь. Правда, горечь с годами выветрилась. И его душа словно опустела. Он так ничем и не заполнил образовавшийся вакуум.

— И все же вы решили, что его можно выпустить на свободу, к людям, которые ничего не знают о его прошлом?