Доказывание истины в уголовном процессе: Монография
Шрифт:
Как отмечал Л.Е. Владимиров, «система речи, произносимая после судебного следствия, должна заключаться в постепенном изложении тех пунктов дела, от которых зависит исход дела. Это… практическая система важнейших кусков судебного следствия. Иногда лучшей системой будет отсутствие всякой системы. Ко времени речи сторон у прокурора, защитника и суда уже складывается мнение о деле, но оно еще не оформилось окончательно, не отвердело. Тут защитнику времени терять нельзя на соблюдение системы. Тут нужно решительно действовать, угадать, в чем заключается опора складывающегося мнения суда и подорвать ее или подкрепить по надобности» [596] .
596
Владимиров Л.Е. Суд присяжных. Условия действия института присяжных и метод разработки доказательств. — С. 173.
Субъекту доказывания надлежит быть логически последовательным и в представлении доказательств, и в развитии своей аргументации. Без этого его судебная позиция, его утверждения не будут даже понятными, не то, что убедительными. «Прокурору следует подумать, как сделать, чтобы… доказательства воспринимались слушателями
597
Прокурор в суде присяжных. — М., 1995. — С. 48.
598
См.: Гаррис Р.С. Школа адвокатуры. — С. 342.
В отдельных случаях окончательные доводы-выводы эффективны, но в большинстве случаев остаются нерезультативными и могут вызвать обратную реакцию. Поэтому в изложении доводов требуется крайняя проработанность и осторожность [599] . В оперировании аргументами в ходе судебных прений надо избегать двух крайностей. Первая ошибка заключается в том, что доказательство приводится очень поспешно, недостаточно убедительно и эффектно. Ведь аргумент может быть сильным по содержанию, но невыразительным по исполнению. Не следует переходить к другому доводу в то время как аргумент «не отработан». Доказательство смазывается, становится неубедительным. Или в выступлении оратора имеет место противоречие: самый сильный довод подан бледно, остается как бы в тени, тогда как второстепенные аргументы или спорные доводы бросаются в глаза. Противоположный недостаток — «размазывание аргумента». Довод уже «отработан», надо продвигать доказательство дальше, а оратор излишне долго задерживается на одном и том же аргументе. Многословие, витиеватость, излишняя детализация лишают доказательства силы. Слабые доводы и слабая демонстрация — находка для соперника. Поэтому лучше отказаться от них вовсе, чтобы соперник не использовал их к своей выгоде.
599
См.: Новицкий В.А. Теория российского процессуального доказывания и правоприменения. — С. 228.
Итак, композиция доводов, стиль, манера представления доказательств может увеличить силу аргументации или ослабить ее. В этом состоит ресурс, за счет которого может быть повышена эффективность аргументации. Работа с источниками доказательств при проведении следственных действий является аргументацией, основные моменты которой мы осветим в третьем параграфе второй главы данной работы.
Глава 2 Познание, понимание, доказывание и аргументирование в уголовном судопроизводстве
§ 1. Познание и понимание
Тако же и князь не самъ впадаетъ въ вещь, но думци вводять.
Основная цель, которую мы преследуем в данном параграфе, состоит в своего роде ревизии некоторых представлений относительно познания, осуществляемого в уголовном процессе и соответственно результатов его. Эти устоявшиеся в теории уголовного процесса представления пора не то что в корне менять, но существенно модернизировать. Первое, что мы считаем необходимым предпослать нашим последующим рассуждениям, состоит в указании на особое значение языка, которое он, по нашему мнению, имеет в познании, осуществляемом в уголовном судопроизводстве. По словам Б. Рассела, в языке наличествует два аспекта, две стороны — объективная и субъективная. Субъективная относится к психологии и основная категория ее — вера. Объективная сторона относится к логике; основная категория ее — истина [600] . Считаем принципиально важным исследовать проблематику познания истины и понимания истинности в ходе производства по уголовному делу в лингвистическом свете.
600
Цит. по: Доказательство и понимание / М.В. Попович, С.Б. Крымский, А.Т. Ишмуратова и др. — С. 150.
Второй момент. Мы исходим из того, что на область эмпирического познания, каковым является уголовно-процессуальное познание, программа логики не может быть в полной мере перенесена. Требуется добавление к теории доказательств, каковой собственно и является логика, процедур подтверждения, постулатов убеждения и пр. На роль дополнительного объяснения природы доказывания истины по уголовному делу может претендовать и герменевтика — в виде категории «понимание».
Так что мы намереваемся показать ключевые в методологическом плане категории: объект, субъект, методы познания не только в классическом плане, но с введением некоторых новых и, может быть, не привычных для отечественной уголовно-процессуальной науки категорий, взглядов, что неизбежно сопряжено с новыми мотивами и стилем изложения материала.
Надо заметить, что, как и в других отраслях познавательной деятельности, по поводу результативности уголовно-процессуального познания существует различие между скептиками и оптимистами. Одни исходят из тщетности усилий по выяснению подлинных обстоятельств дела в рамках юридической процедуры. Другие верят в то, что несмотря на объективные трудности получение в той или иной мере достоверного знания о предмете уголовно-правового
Традиция агностицизма берет начало с древнейших времен. Применительно к сфере уголовного судопроизводства наиболее ярко ее выразили софисты. И Сократ утверждал, что риторика как практическое искусство должна опираться не столько на знание и истину, сколько на мнение, пользу и целесообразность. Мастерство убеждения состоит во внушении веры, а не знания. Горгий и Тисий усматривали, что вероятное должно предпочитаться истинному и благодаря искусству красноречия можно заставить казаться малое великим, великое малым, новое старым, старое новым.
Однако эта установка была подвергнута критике философами, сторонниками поиска истины. Правда, Платон признавал специфику судебного доказывания по сравнению с философским: «Ты пытаешься опровергать меня по-ораторски, по образцу тех, кто держит речи в судах. Ведь там одна сторона считает, что одолела другую, если в подтверждение своих слов представила многих и вдобавок почтенных свидетелей, а противник — одного какого-нибудь или же вовсе никого. Но для выяснения истины такое опровержение не дает ровно ничего» [601] .
601
Платон. Горгий, 472е.
Впрочем, как будет показано далее, античную традицию никак нельзя упрекнуть в том, что она породила неверие в способность суда устанавливать истину по делу.
Между тем разумная осторожность в делах, связанных с определением виновности в совершении преступления, необходима, и она имеет такого надежного союзника в этом интеллектуальном течении, как скептицизм. Один из наиболее ярких представителей скептицизма Д. Юм утверждал, что факты (matters of fact) не являются сами по себе достоверными, поскольку их истинность или ложность нельзя доказать логическим путем. Юм считал, что вообще не существует доказательств в пользу того, что физические объекты — это нечто большее, чем просто образы, рожденные сознанием. Он писал, что все объекты, доступные человеческому разуму, по природе своей могут быть разделены на два вида, а именно: на отношения между идеями и факты. К первому виду относятся такие науки, как геометрия, алгебра и арифметика, и вообще всякое рассуждение, достоверность которого или интуитивна, или демонстративна. Факты, составляющие второй вид объектов человеческого разума, удостоверяются иным способом, и, как бы велика ни была для нас очевидность их истины, она иного рода, чем предыдущая. «Противоположность всякого факта всегда возможна, потому что она никогда не может заключать в себе противоречия, и наш ум всегда представляет ее также легко и отчетливо, как если бы она вполне соответствовала действительности» [602] . Важное (для теории доказательств) положение юмовской философии состоит в следующем: «Все заключения могут быть разделены на два вида, а именно: на заключения демонстративные, или касающиеся отношений между идеями, и моральные, касающиеся фактов и существования… то, что понятно и может быть ясно представлено, не заключает в себе противоречия, и ложность такого суждения никогда не может быть доказана при помощи каких бы то ни было демонстративных аргументов или отвлеченных априорных рассуждений. Поэтому если какие-либо аргументы располагают нас к тому, чтобы доверять прошлому опыту и считать его мерилом нашего суждения о будущем, то эти аргументы… могут быть только вероятными, или же относящимися к фактам и реальному существованию. Однако ясно, что в данном случае подобного аргумента нет налицо, если только считать наше объяснение указанного вида заключения удовлетворительным и веским […] все аргументы, касающиеся существования, основаны на отношении причинности… наше знание этого отношения вытекает исключительно из опыта и… наши заключения из опыта основаны на предположении, что будущее будет соответствовать прошлому» [603] . Д. Юм делает вывод, что «все заключения из опыта суть действия привычки, а не рассуждения… привычка есть великий руководитель человеческой жизни. Только этот принцип и делает опыт полезным для нас и побуждает нас ожидать в будущем хода событий, подобного тому, который мы воспринимали в прошлом. Без влияния привычки мы совершенно не знали бы никаких фактов» [604] .
602
Юм Д. Исследование о человеческом познании: Сочинения: В 2 т. / Пер. с англ. С.И. Церетели и др.; Прим. И.С. Нарского. — 2-е изд., доп. и испр. — М., 1996. — Т. 2. — С. 21–22.
603
Юм Д. Исследование о человеческом познании. — С. 30.
604
Там же. — С. 37–38.
Умеренный скептицизм оказался хорошей прививкой для английской теории доказательств. Такой прививки не было, скажем, у отечественной теории познания. Возможно, корни этого в православной традиции, для которой более характерна изнуряющая борьба истины и правды; склонность к фундаменталистским выводам? В свое время мы вернемся к этому вопросу.
Абстрагируясь от национальных традиций, полагаем, что можно сразу отвергнуть как неприемлемую для позитивной юриспруденции идею о невозможности постижения истины как знания, соответствующего действительности, в уголовном процессе. Эта идея ставит под сомнение институт правосудия и в конечном счете — право [605] . Если же мы верим в необходимость правового устройства и признаем ценность уголовного судопроизводства для общества и личности, то мы должны допустить способность судьи (присяжного) установить факты по делу и на их основе вынести справедливое, обоснованное решение.
605
И потому И. Бентам, не избежавший влияния скептицизма, тем не менее, писал о цели правосудия: «Truth, the whole truth and nothing but the truth» (Истина, совершенная истина и ничего кроме истины).
Цит. по: Twining W. Rule-Scepticism and Fact-Scepticism in Bentham's theory of evidence // Facts in Law. — Oxford, 1983. — P. 48.
Твининг делает вывод, что Бентам не был скептиком, он был когнитивистом, утилитаристом и прагматиком, чьи взгляды вполне сочетались с мейнстримом англосаксонской юридической школы.
См. там же.