Доказывание истины в уголовном процессе: Монография
Шрифт:
Исходная доказательственная информация (то есть весь несистематизированный комплекс сведений о спорных фактах), которой располагает субъект доказывания и которую он может представить правоприменителю, уполномоченному разрешить правовой спор, проходит соответствующую обработку через мышление субъекта доказывания [717] . Так, А. Пиюк отмечает: «Фрагменты реальной действительности, существующие объективно, вне нашего сознания, отражаются в знаниях и представлениях, получаемых в процессе познания в виде информации» [718] . Однако далеко не все процессуалисты отождествляли информацию со знанием, которое можно отождествить с доказательством [719] . Существуют различные объяснения того, как информация (исходная информация, информационные данные) превращается в факты, доказательства.
717
См.: Новицкий В.А. Теория российского процессуального доказывания и правоприменения. — С. 61–62.
718
Пиюк А. «Истина» или доказанная достоверность // Российская юстиция. — 1999, — № 5. — С. 43.
719
Критика подобных взглядов содержится в ряде работ процессуалистов.
См. об этом, например: Левченко О.В. Презумпции и преюдиции в
Как уже указывалось в первом параграфе первой главы нашей работы, мы разделяем информацию, эмпирические данные и факты; последние мы считаем доказательствами, первые — нет. Полагаем, пришло время уточнить нашу позицию по данному вопросу, то есть высказать свое отношение к понятию «информация». Ранее отмечалось, что в отечественной криминалистике и уголовном процессе информацию трактуют в материалистическом свете. Но можно уточнить представление об этом феномене из других источников.
Информация — это не столько то, что говорится, сколько то, что может быть сказано. Информация есть мера возможности выбора. Информация — это свобода выбора при построении сообщения, и, следовательно, она представляет собой статистическую характеристику источника сообщения. Иными словами, информация — это число равновероятных [720] возможностей, ее тем больше, чем шире круг, в котором осуществляется выбор. Полученная информация, очевидно, представляет собой известное обеднение того несметного количества возможностей выбора, которым характеризовался источник до того, как выбор осуществился и сформировалось сообщение. Следовательно, для того чтобы сократить информационные возможности источника и повысить возможность передачи сообщений, возникает нужда в коде. Код ограничивает комбинационные возможности задействованных элементов и число самих элементов. Он выстраивает из имеющегося репертуара символов систему различий и оппозиций и закрепляет правила их сочетаний [721] . Упорядочивающая функция кода позволяет осуществить коммуникацию, ибо код представляет собой систему вероятностей, которая накладывается на равновероятность исходной системы, обеспечивая тем самым возможность коммуникации. В любом случае информация нуждается в упорядочении не из-за ее объема, но потому, что иначе ее передача неосуществима [722] . Информация корректируется кодом, устанавливающим систему вероятностей. В статистическую неупорядоченность источника вносится упорядочивающее начало кода. Однако и сам код в свою очередь информативен. Код вносит в физическую систему некий порядок, сокращая ее информационный потенциал, но по отношению к конкретных сообщениям, которые формируются на его основе, сам код в определенной мере оказывается системой равных вероятностей, упраздняемых при получении того или иного сообщения [723] .
720
Вероятность — это отношение числа возможностей ожидаемого исхода к общему числу возможностей.
721
Код — это модель, являющаяся результатом ряда условных упрощений, производимых ради того, чтобы обеспечить возможность передачи тех или иных сообщений. Это структура, представленная в виде модели, выступающая как основополагающее правило при формировании ряда конкретных сообщений, которые именно благодаря этому и обретают способность быть сообщаемыми. Сигнал — это ряд дискретных единиц, рассчитываемых в битах информации.
См.: Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию / Пер с итал. — М., 1998. — С. 66, 67.
722
Цит. по: Александров А.С. Введение в судебную лингвистику. — С. 156.
723
См там же.
Если в коммуникации участвует человек, мы должны говорить уже не о мире сигналов, а о мире смыслов. В судебной дискурсивной практике имеет место уже не сигнализация, но процесс означивания. Сигнал в этом случае — значащая форма, которую адресат-человек должен наполнить значением. В языковой коммуникации, имеющей место в уголовном процессе, кодом является язык. Язык юридический — уголовно-процессуальный, который состоит из естественного языка и специальных правовых терминов. Связь означающего с означаемым произвольна, но навязанная языком, она не может быть изменена по произволу говорящего. Означаемое — это то, что благодаря коду вступает в семасиологические отношения с означающим [724] . В то время как исходные денотативные значения устанавливаются кодом, созначения зависят от вторичных кодов или лексикодов, присущих не всем, а только какой-то части носителей языка [725] . Означающее все более и более предстает перед нами как смыслопорождающая форма, производитель смыслов, исполняющийся множеством значений и созначений, благодаря корреспондирующим между собой кодом и лексикодами. Сам факт того, что «наши мысли являются» нам не иначе как в словах, неизбежно наводит на мысль, что сам источник сообщения также подвластен коду. Язык его механизма заставляет говорить так, а не эдак, предписывая говорящему говорить одно, а не другое. А если так, то подлинным источником и хранилищем потенциальной информации следует считать сам код. Код, рассматриваемый как система вероятностей, ограничивающая равновероятность источника, но в свою очередь оказывающаяся равновероятностной по отношению к небесконечному, хотя и достаточно длинному ряду выстраиваемых на его основе сообщений [726] .
724
См. там же.
725
Лексикод выстраивается как система значащих оппозиций, но может не включать в себя правил сочетания, отсылая к тем, что установлены основным кодом, лексикодом которого он является. Коннотативный лексикод приписывает другие смыслы означаемым денотативного кода, но использует правила артикуляции, предусмотренные последним.
726
См.: Александров А. С. Введение в судебную лингвистику. — С. 157.
Таким образом, говоря об отправителе, мы должны считать его источником информации, имея в виду, что чем бы ни была продиктована его речь, в акте говорения правила кода неизбежно регулируют и ограничивают разнообразие и богатство потенциальных высказываний [727] . В зале суда источниками и передатчиками информации являются люди: Они говорят непосредственно сами за себя (дают показания) или говорят заочно письменной речью (протоколы следственных действий, иные письменные документы и пр.), или говорят за предметы (вещественные доказательства). Адресатом речевого сообщения является судебная аудитория. Один и тот же код используется отправителем информации и ее получателем? Применительно к судебному разбирательству можно сказать, что нет. Обстоятельства коммуникации сами по себе оказываются чем-то вроде референта сообщения, однако сообщение не указывает на них, но в них разворачивается, осуществляясь в конкретной ситуации, которая и наделяет сообщение смыслом. Наличие референта ориентирует в выборе соответствующего лексикода, реальное положение вещей заставляет предпочесть тот или иной код. Обстоятельства определяют выбор кода. Непреложная реальность конкретных коммуникативных обстоятельств решающим образом влияет на семиологический универсум культурных конвенций, она укореняет
727
См. там же.
728
См.: Александров А.С. Введение в судебную лингвистику. — С 158–159.
Сообщение как значащая форма, которая должна ограничивать информацию (и она ее ограничивает), поступая из канала связи и преобразуясь в ту физическую форму, в которой его и опознает адресат, само служит источником новых сообщений. И тогда оно проявляет те же свойства (но не в той степени), которые отличали источник, а именно свойства неупорядоченности, двусмысленности, равновероятности. В таком случае можно говорить об информации как возможности выбора на уровне сообщения, ставшего означающим, когда оно получает истолкование на основе того или иного лексикода и, следовательно, окончательный выбор зависит от адресата. Эта вторичная информация, источником которой является само сообщение, отличается от информации источника: если последняя представляет собой физическую, количественно исчисляемую информацию, то первую следуют назвать информацией семиологической, она не исчисляется с помощью количественных методов, но определима через ряд значений, которые могут возникнуть под воздействием разных кодов. Физическая информация отражает статистическую равновероятность источника. Семиологическая информация предполагает целый спектр возможных толкований. Физическая информация определяется кодом как коррекцией, выполненной в пробабилистских терминах. Семиологическая информация есть результат разработки, выбора сообщения-означаемого. Для обеих характерно то, что обе они определяются как состояние неупорядоченности в сравнении с устанавливающимся порядком, как возможность двоичного выбора, совершаемого на основе уже осуществленного выбора [729] . И физическая, и семиологическая информация — это «информация», воплощающая состояние свободы, которой еще только предстоит принять на себя какие-то ограничения.
729
См.: Александров А. С. Введение в судебную лингвистику. — С 158–159.
С лингвистической точки зрения, речевая коммуникация происходит как процесс кодирования и декодирования языковых сигналов, если оба участника коммуникации одинаково владеют языковым кодом, то передача мысли должна быть всегда успешной. Однако этого не происходит — и слушающий, и читающий не воспринимают смысла речи полностью или воспринимают не так, как того хотели говорящий и пишущий. Перечисление факторов, могущих служить помехой в восприятии и понимании речи, выяснение так называемых «шумов». К этим факторам пришлось отнести действительные помехи в канале коммуникации, такие, как неясное произношение, нечеткость восприятия сигналов, ослышка и другие подобные и отвлекающие факторы — когда реципиент развлечен переменами в окружающей обстановке и поэтому не внимателен, отсутствие у реципиента навыка в восприятии данного вида речи, отсутствие у реципиента так называемых фоновых знаний, которые могут быть различны у коммуникатора (говорящего и пишущего) и реципиента и т. п. Одним из факторов оказалось толкование полученной речи. Одна посылка текста (message) всегда сосуществует с другими, полученными по этому же или другим каналам коммуникации (то есть видам словесности). Реципиент поэтому воспринимает единичную речь на фоне других речей и совместно с ними. При этом разные речи являются помехами одна другой, то есть каждая не только занимает время и внимание реципиента, но и содержит свою содержательную информацию, которая не обязательно согласуется между собой по смыслу. Для понимания речи в любом виде словесности (канале коммуникации) эти сопутствующие высказывания играют существенную роль. Для толкования смысла речи решающим является обращение к основным, исходным видам речи, то есть к устной диалогической речи в обыденном общении [730] .
730
См.: Александров А.С. Введение в судебную лингвистику. — С. 157.
На наш взгляд, доказательство появляется только тогда, когда воспринятая информация понята человеком в виде смысла [731] . Понимание смысла является предпосылкой доказательства [732] . А вообще, по нашему мнению, этот термин (информация) обедняет, огрубляет представление о том, как люди в процессе речедеятельности получают знания об обстоятельствах дела. Поэтому-то вместо информации уместнее использовать термин «факт». Соответственно информация или, иными словами, раскодированная субъектом система сигналов, которые он воспринимает с помощью органов чувств, не может квалифицироваться как факт, а только как одна из составляющих факта-знания.
731
См.: Винер Н. Кибернетика и общество // Творец и будущее / Пер. с англ. — М., 2003. — С. 19.
732
См.: Доказывание и понимание. — Киев, 1986. — С. 6.
Поскольку в получении, восприятии (и переводе) первичной, исходной информации и заключается акт взаимодействия субъекта и объекта (понимаемых в классическом виде), постольку именно на этот момент мы должны обратить особое внимание. Очевидно, надо трактовать эту информацию, эти эмпирические данные, которые неотделимы от своего носителя (именно он и способен оказывать раздражение органов чувств), в системе привычных для процессуалиста координат «доказательство — источник доказательства». Факт же это качественно иной продукт мыслительной деятельности по сравнению с информацией. Мы считаем, что доказательства надо отождествлять не с информацией, а с фактами, в том смысле, который был изложен в первом параграфе первой главы нашей работы. Можно сколько угодно рассуждать об информационных процессах, каналах, по которым транспортируется информация от одного получателя к другому, это не даст адекватного представления о том, как в реальности происходит установление фактов в уголовном судопроизводстве. Познание — это не информационный процесс, его скорее надо сравнивать с пониманием, происходящим во время речевого обмена.
При рассмотрении ретроспективного познания в динамике, можно выделить три основных элемента, составляющих его внутреннюю структуру: факт, информация, знание. Уголовно-процессуальное познание направлено на выяснение событий прошлого, оно преимущественно носит опосредованный характер и сводится к установлению и использованию фактов. Установление факта происходит в результате некоего акта взаимодействия субъекта и объекта. Объяснение этого взаимодействия не как отражения, а как всеобъемлющего события составляет нашу следующую задачу. Прежде чем приступить к ее решению, подведем промежуточные итоги.
Мы разделяем осторожный оптимизм в способности достижения истины по уголовному делу. Познание истины в уголовном процессе не составляет какого-либо исключения из общего правила и осуществляется в соответствии с существующими законами познавательной деятельности человека. Его следует рассматривать как частный случай познания [733] . Вера в способность рационального познания реального события необходима процессуалисту. Однако знание об этом событии может носить только вероятный характер. Соответственно важно сформулировать и обосновать символ такой веры.
733
См.: Пашкевич П.Ф. Объективная истина в уголовном судопроизводстве. — М., 1961. — С. 34.