Доктор-хулиган
Шрифт:
Он кивает.
— Значит, тебе нужно забыть о том, что мы сделали. Мне нужно забыть о том, что мы сделали.
Еще один кивок, и он хмурится еще сильнее. Он смотрит на землю, потом куда-то вдаль. Размышляя еще больше. Затем поворачивает голову к стадиону и резко выдыхает.
— Мы что-нибудь придумаем.
Я с трудом сглатываю. Этого-то я и боюсь.
Глава 8
МАКС
Сообщение, полученное во время разговора с Вайолет, было от одного из ординаторов больницы, поэтому со стадиона я направляюсь
В любом случае, позже вечером я и так собирался приехать, но ясно дал понять всем, с кем работаю, что хочу быть в курсе абсолютно всего из ряда вон выходящего.
Отчасти это моя обязанность, как наставника, — трудно оценивать сотрудников, если я не вижу, как они выполняют все аспекты работы.
Но большая часть моих стремлений продиктована эгоистичными мотивами. Переступив порог больницы, я становлюсь другим человеком. Более спокойным, более готовым отдавать.
Со стетоскопом я нравлюсь себе больше, даже если веду жесткие разговоры.
После тревожного общения с Вайолет — и еще одного напоминания о том, что рядом с ней я не могу себя контролировать — я мог бы воспользоваться возможностью, отступив в единственное место, где непоколебимо профессионален.
Оставив хоккейную сумку на заднем сиденье внедорожника, направляюсь в педиатрию. Закатав рукава до локтей, переодеваюсь в халат в комнате за сестринским постом, затем проверяю доску с расписанием.
Два пациента на обследовании, но, кроме этого, с утра ничего не изменилось. Я отмечаюсь у ординаторов, затем вместе с младшим стажером спускаюсь в отдельную комнату в конце коридора, где Итан Болтон восстанавливается после падения со школьной лестницы — в комплекте с сотрясением мозга.
Я стучу в дверь и с дружелюбной улыбкой заглядываю внутрь.
— Еще раз здравствуйте.
Не требуется много времени, чтобы понять, Болтоны эмоционально приближаются к отчаянию. Оба родителя здесь, потому что их дочери проводят день с друзьями в городе, но сами они живут на ферме в часе езды от Оттавы.
А сейчас время сбора урожая. Если бы вчера не шел дождь, мистера Болтона сегодня бы здесь не было.
— Я понимаю, как это тяжело для вашей семьи. Мы договорились, что выпишем его в понедельник, и я хотел бы придерживаться этого, но не могу игнорировать проблемы, связанные с необходимостью приехать в город. Многие семьи решают отложить свои визиты…
— Я не оставлю сына одного в больнице на несколько дней, — с яростью, которую я ценю, выпаливает мистер Болтон.
— Не несколько. А один. На завтра. — Я одариваю Итана полуулыбкой. — Никаких процедур проводиться не будет. Лишь осмотр. И в нашей больнице отличный персонал.
Его убийственный взгляд говорит мне, что это пустая затея.
— Дело не только в тяжелой ситуации для семьи, — говорит миссис Болтон, пытаясь не хмуриться и в то же время сгладить внезапно возникшее напряжение в комнате. — Итану одиноко. Он скучает даже по сестрам.
— И Лего, — торжественно добавляет Итан.
Я киваю.
— И телевизору, и альбому для рисования,
Он хмурится.
— Но я чувствую себя лучше.
— Хорошо. Это то, что мы и хотим.
— Так почему же я не могу вернуться домой?
Я бросаю взгляд на его рюкзак на полу. Он украшен стилизованным рисунком с изображением капитана Фазмы (персонаж из вселенной «Звездных войн» — прим. переводчика).
— Потому что тебе не станет лучше, когда ты окажешься дома и начнешь строить звездный истребитель. Ты бы так сосредоточился на том, чтобы правильно поставить лазерные пушки, что не заметил бы, как начнет болеть голова.
Точно так же, как и с Губкой Бобом, мои знания о «Звездных войнах» убеждают детей там, где мои медицинские знания не имеют никакого влияния. Итан кивает.
— Ой.
— Помнишь, мы говорили о том, чтобы дать голове отдых? Что на время тебе нужно оторваться от домашней работы? — Он кивает, но я вижу, что он все еще думает о «Звездных войнах». А я не хочу, чтобы он слишком много думал, слишком сильно включал мозги, поэтому пресекаю это в зародыше. — Вот что я тебе скажу. У нас тут есть несколько эпизодов «Войн клонов». Сегодня вечером мы можем посмотреть половину первого, а остальное завтра. Если все пойдет хорошо, тогда посмотрим, что можно сделать, чтобы вытащить тебя отсюда, хорошо?
Пейджер ординатора издает сигнал, и он извиняется, но я остаюсь еще на несколько минут, отвечая на вопросы о головных болях и предупреждающих признаках переутомления. Я объясняю уровни активности столькими различными способами, как это нужно семье — обычно по-разному для каждого члена, что и происходит сегодня.
Я не выхожу из палаты, пока с их лиц не исчезают тревожные морщинки, а тишина не длится достаточно, чтобы снова вызвать робкие улыбки.
— Увидимся позже, Итан, — говорю я и откланиваюсь.
За сестринским постом есть рабочая комната, и поскольку у меня нет с собой ноутбука, я пользуюсь компьютером там. Каждое посещение пациента теперь должно регистрироваться в электронном виде, и это большая заноза в гребаной заднице.
Я все равно справляюсь с этим быстро и эффективно, потому что в этих стенах я профессионал.
— Доктор Донован, извините, что прерываю. — Я поднимаю глаза. В дверях стоит одна из медсестер. — В отделении неотложной помощи требуется консультация педиатра. Очевидно, Гибсон не ответила на вызов достаточно быстро.
Я закатываю глаза. Сегодня на дежурстве еще один младший ординатор — отличный врач, который, вероятно, просто застряла в очереди в кафетерии. Отложив в сторону файлы, которые просматривал, следую за ней обратно к стойке регистрации, пока она рассказывает мне все, что знает.
— Малыш поступил с подозрением на аппендицит, но хирург-ординатор отправил его обратно к нам. Они говорят, что это не аппендицит.
Я тянусь к телефону и одновременно смотрю на белую доску позади себя. Она вся заполнена. У нас нет свободных мест, но есть один пациент, которого можно перевести в хирургию. А при необходимости можно использовать вспомогательные помещения, но это продлит уход за больными.