Доктор-хулиган

Бут Эйнсли

— Скажи мне это сейчас.

— Я только что это сделала.

— Нет, ты выразилась, как «сказала бы», — он приближается ко мне, и желудок сжимается. — Скажи, чтобы я оставил тебя в покое.

Тепло в животе скручивается в тугие спирали. Я не могу этого сделать. Мысль о том, что я больше не увижу Макса, причиняет боль. Но это должно прекратиться. Это чувство должно умереть.

— Разве ты не должен сейчас играть в хоккей?

— На этой неделе я не смог. Нужно было проведать одного пациента, —

он показывает на мою руку. — Как идет заживление?

Видите? Он — зло. Покраснев, поднимаю руку, показывая ему швы.

— Просто отлично.

— Можно? — Он ждет моего кивка — одновременно неохотного и нетерпеливого, как бы странно это ни звучало, — прежде чем взять меня за руку. Осторожно, но уверенно осматривает швы, затем двигает рукой туда-сюда, и говорит, что все выглядит хорошо.

Моя ладонь выскальзывает из его руки, я откашливаюсь, стараясь не обращать внимания на покалывание, все еще пробегающее по коже.

— Ты же знаешь, что не можешь здесь быть.

Он отвечает не сразу. Его взгляд следует за моей рукой, когда я опускаю ее назад, затем он медленно поднимает глаза, вглядываясь в мое лицо.

— Я знаю, что ты под запретом, и мне следует позвонить в эскорт-услуги. — Его голос становится низким, более приватным и резким. — Может, мне стоит договориться с кем-нибудь еще о встрече в «Шато Лорье». Стереть с ладони воспоминания о твоей коже.

Каждое слово — это лезвие, и он владеет им очень искусно, разрезая меня с хирургической точностью. Мысль о том, что он будет с другой женщиной, будет шлепать ее так, как не шлепал меня, заставляет лицо залиться краской. Видимо, из меня испаряется кровь моей карьеры.

— Это не честно.

— А что честно?

Я волнуюсь и паникую, но стараюсь этого не показывать. Стараюсь держать в узде непослушное сердце и перепуганный разум, но они работают сверх меры. Макс хорошо меня обыграл.

— Ты меня погубишь, — шепчу я.

Он смотрит на меня долгим, серьезным взглядом. Взглядом не столько злого, сколько обиженного маленького мальчика.

— Ты уже погубила меня. Теперь мы квиты.

Ох, ради всего святого.

— Я ничего подобного не делала.

— Нет? — Он наклоняется ближе. — Я же говорил. После тебя, Вайолет, у меня не было другой женщины. Мне невыносима мысль о том, что к тебе прикасается другой мужчина. А ты говоришь, что это не может повториться. Говоришь, что твоя покорность больше мне не принадлежит. И ты полагаешь, что я должен просто оставить все как есть?

В сознании мелькают образы нас вместе, и я прогоняю их прочь, с трудом сглатывая поднимающееся во мне желание.

— Да. Не знаю, как насчет «просто». Не буду притворяться, что меня это не трогает. Но мы двигаемся дальше. Вот, что мы делаем.

— Какая же ты милая маленькая

лгунья. — Его голос вновь меняется, очередная попытка. Другой подход. Он непревзойденный актер, даже после стольких лет. А этот… этот подход — мой криптонит. То, что может дать мне лишь Макс, — доминирование. Его глаза искрятся уверенностью, когда он наблюдает, как я распадаюсь на части. Его голос становится низким. С командными нотками. — Но лгать нехорошо. Лжецов ждет наказание.

— У тебя нет такого права. — Мой голос дрожит. — У тебя нет надо мной такой власти.

— Есть кто-то еще? — грубо выдыхает он.

Я закрываю глаза. Мы оба кружим вокруг, да около, и я должна повторить, что нет, конечно, у меня никого нет. Я не могу ему лгать. Не об этом. Я могу притворяться, но не обманывать.

Хотя, не сказать, что это был бы обман.

Шокированная этой мыслью, широко распахиваю глаза.

Он пристально смотрит на меня, его мощный взгляд пытается разгадать мириады эмоций, очевидно, проскальзывающих по моему лицу.

Это не может быть обманом. Мы не вместе.

Между нами ничего нет.

Вот только это не совсем правда.

Да, мы не вместе.

Но между нами определенно что-то есть. Нечто горячее, сложное, неправильное, запретное, недопустимое.

Поэтому я не могу ему сказать, что он — единственный, с кем я была, единственный, о ком думала все эти месяцев. Не могу дать ему эту силу, когда он уже вьет из меня веревки.

Может, из-за отсутствия ответа, а может, он просто хочет попробовать другой подход, но его лицо смягчается, и он склоняет голову набок.

— Речь не о сексе.

Да, конечно, черт возьми.

— Тогда чего же ты хочешь? — Потому что секс… я отдалась бы ему в мгновение ока, если бы был способ. Но он хочет чего-то другого… чего-то опасного в совершенно новом смысле. Некое слабое чувство трепещет у меня в груди.

— Сегодня? — Он натянуто улыбается мне. Нежность — не та маска, которую Макс может носить долго. — Я хочу свидание — платоническое свидание, если настаиваешь. Мой лучший друг беспокоится, что я чахну, и мне велено явиться и выпить с ним. И настоятельно рекомендовано взять с собой пару.

И снова мысль о свидании с Максом выворачивает мне желудок.

— Твоя личная жизнь меня не касается, — слабо возражаю я, но кульбиты в животе не прекращаются.

Его глаза темнеют.

— Конечно, нет. Сегодня вечером мы можем обсудить это более подробно. Уверен, Гэвин и Элли оценят.

Гэвин и Элли. Его обеспокоенные друзья — премьер-министр и его невеста. Я не могу играть в игры перед ними — и вообще не должна играть ни в какие игры, не со своим клиентом. Чувствую, как бледнею, а ладони становятся скользкими от пота.