Доктора флота
Шрифт:
Вышли из гавани и стали ждать неприятностей — обстрелов, бомбежек, встреч с вражескими кораблями. Редкий переход из Полярного на полуостров обходится без такого рода сюрпризов. Но море покрыл густой туман. Шли долго, отчаянно проголодались. Матросы дали нам трески, из которой Васятка сварил уху. Кроме рыбы, в ней были только соль и лавровый лист. Хлеба тоже не было, но ухой насытились. Из-за густого тумана командир бота идти дальше не захотел
Итак, я на полуострове Рыбачий. Фронт в семи километрах. Отчетливо слышна орудийная канонада. Местность очень красивая. Гранитные сопки, круто обрывающиеся к воде, покрыты мхом, кое-где на них виднеются шапки снега, и бескрайнее Баренцево море. Не могу даже сказать, какого оно цвета: около берега — зеленоватое с коричневым оттенком, а дальше зеленовато-голубое. Нам отвели палатку с уже натопленной печкой и мы отлично выспались, а потом умылись в холодном прозрачном ручье. Мой полк в четырех километрах отсюда, ближе к фронту.
24 октября.
Прошла первая неделя практики. Я живу в артиллерийском дивизионе в землянке. Дел мало. Самое важное и приятное — снимать пробу пищи. С умным видом пробую вермишелевый суп и гречневую кашу с мясными консервами. Мне кажется, что очень вкусно, но я все же делаю кое-какие замечания. Врачу полагается держать кока в тонусе. Кок преданно смотрит на меня. Ведь я в журнале должен дать оценку обеду. Наверное, со стороны эта оценка выглядит очень смешно. За весь сегодняшний день пришел только один больной. Я его выстукал, прощупал, как нас учили в клинике. Ничего подозрительного не нашел, но на всякий случай велел прийти еще раз. Каждый день мы обязаны вести дневник практики. Записывать туда пока нечего.
Встретили меня очень приветливо. Слово «академик» действует магически, как пропуск. Даже командир дивизиона, узнав, откуда я, сказал: «ого» и добавил, что скоро, возможно, понадоблюсь. И, хотя он не расшифровал, для чего, было приятно, что живу здесь не зря.
Мое положение курсанта двойственно — выполняю, обязанности офицера, ем в офицерской землянке, но чувствую себя в ней не как равный, а словно случайно и не по праву попал туда. От этого и неловкость, и ощущение скованности. С матросами держусь, как с товарищами, а в землянку-кают-компанию стараюсь ходить пореже и только после всех.
Недавно Северный флот праздновал свое десятилетие. Каждое соединение должно было внести к празднику свой вклад — чувствительный удар по врагу. Подводники потопили четыре транспорта и один сторожевик. Наш артиллерийский дивизион засек и подавил две батареи врага и получил благодарность командующего флотом. Санитар рассказал мне, что по случаю юбилея в дивизионе было грандиозное пиршество с выпивкой, гуляшом из свинины и десертом из набранных в тундре свежих ягод. Лично у меня при воспоминании о водке по телу проходит дрожь. Как я установил, ее действие на мой организм имеет три стадии:
1. Латентная, или скрытая, стадия.
2. Стадия опьянения.
3. Стадия мучений. (Самая продолжительная, сопровождается целым рядом отвратительных ощущений и полной неработоспособностью.)
Поэтому я рад, что приехал на практику после праздников. Вполне вероятно, что при моем характере, для того чтобы продемонстрировать отсутствующую у меня матросскую удаль, я бы выпил лишнего, а потом долго страдал и мучился, проклиная себя. А вообще многое здесь мне нравится — дисциплина, деловитость, простота отношений. Недавно в кают-компании офицеры заговорили о деньгах и один лейтенант сказал:
— Зачем мне здесь деньги? Я их лучше отдам государству. Оно использует их гораздо рациональнее.
Многие поддержали его.
27 октября.
Только что пришли два больных матроса. У одного острый ларингит. Сделал ему согревающий компресс. Посоветовал подышать паром. У второго растяжение связок голеностопного сустава. Все время хочу, чтобы появился больной с чем-нибудь серьезным и боюсь этого.
5 ноября.
Сильно похолодало. С моря почти постоянно дует резкий, пронизывающий до костей, ветер. Уже несколько раз выпадал, а потом таял снег. Хожу в полушубке и шапке. Моя санитарная часть состоит из большой землянки, разделенной наполовину пологом из одеял. В первой половине, амбулатории, ведется прием. Там стоит стол, топчан, полка с лекарствами, две табуретки. Во второй половине, за пологом, лазарет на шесть коек. Двухэтажные деревянные нары, табуретки, столик. Все самодельное, сработанное руками матросов. В лазарете я сплю вместе с санитаром. Когда попадаются постельные больные, они лежат тут же. Опишу, как прошел сегодняшний день. Утром пришли четверо больных. У двоих фурункулы. Фурункулезом болеют многие. Нужно обязательно провести беседу с матросами. О профилактике венерических заболеваний я уже рассказывал, слушали с интересом, смеялись, только актуальности эта проблема не имеет никакой: совсем нет женщин.
Третий больной жаловался на изжогу. У четвертого, здоровенного усача, который едва помещался в землянке, «крутило руки и ноги». Я уже заметил, что жалоба на то, что «крутит руки и ноги», очень распространена, хотя и не описана ни в одном учебнике. Что скрывается за нею, я не знаю. Но матрос не производил впечатления симулянта. То и дело он ковырял толстым пальцем в ухе. Видимо, его заложило после близкого разрыва снаряда. Решил дать ему порошок салициловокислого натрия, который сам же сделал, но по рассеянности дал с сернокислым натрием. Конечно, ошибка не роковая и больному ничего не грозит; но какой все же я несобранный. Этот случай я постараюсь запомнить надолго.
Нас часто бомбит немецкая авиация, но все привыкли к этим налетам и спокойно ждут конца бомбежки. Комдив сказал сегодня в землянке начальника штаба, где его застал налет:
— Фриц ведет обработку почвы под озимый клин. К весне готовится, аккуратист.
А начальник штаба поддержал:
— Знает, подлюга, что у нас тракторов не хватает, решил с воздуха помочь.
Днем наш дивизион вел обстрел немецких позиций. Команда подается так: «По немецким сволочам огонь!» Есть и другие, более сильные варианты.