Долг самурая
Шрифт:
— Вот как? — неопределенно произнес следователь. — Вы полагаете, что Рю сам спрыгнул с моста?
Хироси нахмурился и отрицательно покачал головой:
— Нет, не полагать. Рю не такой. Рю уверен тогда, что был прав.
— И в чем была проблема? — уточнил Павлов.
— В чем была проблема, он не говорить никому, — ответил Хироси. — Сэнсей Икэда тоже поступить непонятно. Он не уволить Рю, а переводить в мой отдел. Рю был очень хороший работник, а остальное не мое дело.
Следователь что-то записал на листке бумаге,
— Что еще вы можете об этом сказать?
— Больше ничего, — честно ответил Хироси, улыбнулся и невинно заморгал в лицо следователю.
Следующим на допрос пригласили Такеши. Его Павлов встретил так же дружелюбно, как Хироси.
— Вы ведь, кажется, дружили с Рю Такахаси? — поинтересовался он.
Такеши покачал головой:
— Нет. Он был приятель. Не друг.
— Но вы были близкие приятели? Беседовали с ним о жизни за кружкой пива, не так ли?
— Мы не беседовать. Рю не любил другой человек беседовать. Он любил, когда был один.
— Что-то уж больно угрюмым человеком у вас получается Рю? — недовольно заметил Павлов. Он взял со стола листок, прочитал что-то, затем снова поднял взгляд на своего собеседника и сказал: — Год назад Рю поссорился с Томоаки Икэдой. Вам известна причина конфликта?
— Нет, не известна, — ответил Такеши.
— А как вы думаете, Рю мог отомстить Икэде? Тот ведь обещал ему повышение по службе, но обманул.
Такеши потемнел лицом и торжественно произнес:
— Рю не может думать плохой. Рю не может делать плохой. Рю был очень проницательный. Поэтому он мертвый. Очень странные смерти. Очень!
Павлов тягостно вздохнул: японцы стали его «доставать».
— Что еще вы можете сообщить следствию? — спросил он без особого энтузиазма.
— Больше ничего, — ответил Такеши. Выпроводив из кабинета Такеши, следователь Павлов выпил чашку кофе, затем вызвал следующего. Этим следующим был Дрюля.
— Все говорят, что вы дружили с Рю Такахаси, — сразу взял быка за рога Павлов.
Однако Дрюля тотчас запротестовал.
— У вас неверная информация, — заявил он. — У японцев не принято дружить с русскими. Мы были немного приятели. Иногда пили пиво.
— Пусть так, — согласился следователь. — Вы твердили о каком-то ноже, который показывал вам Рю Такахаси. Напомните мне, что это был за нож?
— Ну… — Дрюля пожал плечами. — Старинный такой кинжал. Типа фамильный. Принадлежал деду, потом отцу, типа того. Утром того дня, когда Рю убили, он клал нож в портфель.
— Вы сами это видели? — уточнил Павлов.
— Ну, конечно! Я об этом уже тридцать три раза говорил.
— Кому? — сухо спросил Павлов.
— Как кому? — опешил Дрюля. — Да всем кому не лень. Всем этим вашим оперативникам. Кстати, вы нашли этот нож? Имейте в виду, у японцев все сложно с обрядами. Смерть Рю связана с пропажей ножа, я уверен.
Следователь хмыкнул и захлопнул папку с документами. Затем
— Вы свободны, — сказал он Дрюле.
— Так вы будете искать нож? — спросил Дрюля, продолжая сидеть.
— Вы свободны, — повторил Павлов и сверкнул на программиста таким свирепым взглядом, что тот поспешно вскочил со стула и ретировался.
Когда в кабинет ввели Турецкого, следователь Павлов как раз закончил пить кофе и промокал мокрый рот салфеткой. При виде Александра Борисовича на его худом, костлявом лице появилась улыбка.
— А, Александр Борисович! Здравствуйте!
— И вам не болеть, — с усмешкой сказал Турецкий.
За несколько дней, проведенных в изоляторе, Александр Борисович заметно осунулся. Щеки его покрывала трехдневная щетина. Глаза блестели воспаленным, нервным блеском.
— Вижу, вы уже без наручников, — весело сказал Павлов.
Турецкий посмотрел на свои руки.
— Да, браслетики забрали. Сказали — поносил, отдай другому. Пришлось отдать.
— Не стоит переживать по такому пустяковому поводу, — все так же весело произнес следователь. — Главное, что вы пришли ко мне не как подозреваемый, а как гость. Если бы вы знали, как я этому рад!
— Могу себе представить, — сухо отозвался Александр Борисович.
— Может, коньячку? — предложил Павлов.
— Обойдусь.
— Ну, как хотите. Итак… — Следователь взял со стола бумагу, скользнул по ней взглядом, снова перевел взгляд на стоящего перед ним Турецкого и радостно произнес: — Свидетельские показания вашего клиента подтверждают ваше алиби. В общем, Александр Борисович, везет вам.
— И что теперь?
— Теперь вы можете быть свободны! Александр Борисович прищурил на следователя серые глаза и хрипло проговорил:
— Скажите, как убили второго японца? Павлов замялся. Видно было, что ему не по душе этот разговор, но, с другой стороны, он сам задал тон беседе, и тон этот был — дружеский, коллегиальный.
— Вообще-то, не положено… — Следователь еще немного помялся, после чего сообщил: — Не знаю, станет ли вам от этого легче, но ему сломали шею, а потом сбросили с моста.
Взгляд Турецкого стал еще холоднее.
— Вы думаете, это сделал русский? — резко спросил он.
Посуровел и Павлов.
— Я не уполномочен делиться с вами своими мыслями! — сказал он, недовольно повысив голос. — Вы свободны, Александр Борисович! Можете идти!
Турецкий по-прежнему стоял на месте и не спешил уходить.
— А моя жена? — спросил он, упрямо разглядывая скуластую физиономию Павлова. — Или вы думаете, что это она свернула шею этому вашему Рю?
— Мы…
— Она не владеет боевым искусством, — перебил следователя Турецкий. — И в атлетах никогда не ходила.
Павлов кашлянул в кулак, напуская на себя суровый вид, и сказал — холодным, официальным голосом: