Долгая дорога домой [Долгий путь домой, У них нет мира]
Шрифт:
Но…
Что-то скользнуло в небе. Сарис Хронна вжался в траву. Его глаза превратились в узкие жёлтые щели, когда он напрягся, пытаясь разглядеть то, что было в там, наверху.
Да — движение, но не живое, а холодное облако электронов в кристалле, металл, пульсации, подобные тем, что чуть затрагивали его нервы. Это был маленький летательный аппарат, медленно кружащийся в небе. Он был оснащён детекторами.
Он охотился за ним.
Может быть подчиниться?? Люди с «Эксплорера» были порядочными, а к Ленгли он испытывал чувство, похожее на уважение. Может быть, их далёкие родственники столь же благоразумны? Нет! Слишком рискованно. Подозрительность была отличительной чертой его расы.
У них на Холате, не было космической техники. Орудия труда изготавливались из кремня и кости, аборигены путешествовали пешком или на долблёных челноках с вёслами и парусом, кормились охотой и рыбалкой, держали громадные стада мясных животных, полуприрученных телепатическим контролем. Один холатанин на Земле мог справиться с дюжиной землян, но один космический корабль мог бы превратить его планету в мир смерти.
Летательный аппарат скрылся из области его восприятия. Сарис Хронна облегчённо вздохнул.
Что делать, куда идти, где спрятаться?
Внезапно он вспомнил детёнышей, маленьких и пушистых, лежащих в пещере на шкурах или в хижине из дёрна, копошащихся около груди матери. Он рыдал, вспоминая беззаботные солнечные дни, уютные зимние ночи, когда они сбивались в кучу, разговаривая, играя, напевая старинные песни, нежась во всепроникающем тепле единой эмоциональной связи — времена, когда отец брал его на охоту, с каким нетерпением он ждал её.
Маленькая изолированная семейная группа была сердцем его общества, без неё он чувствовал себя потерянным, а ведь его клан давно мёртв.
Летательный аппарат вернулся. Он летел по спирали. Сколько их там, в нескольких милях над землёй?
Его мозг напрягся, отгоняя страх — следствие ущербности и одиночества. Жизнь Холата была основана на порядке, ритуале, на традиционных взаимоотношениях между старыми и молодыми, мужчинами и женщинами, на умиротворённости и спокойствии пантеистической религии, на утреннем и вечернем семейном обряде, каждый на своём месте, равновесие, гармония, ясность, все знают, что жизнь — всеобщий союз. И в итоге он прячется в чужой тьме, и на него охотятся, как на зверя.
Сложившиеся стереотипы жизни не обременяли, потому что накапливающиеся напряжения снимались в погонях и распутных оргиях ярмарок, где кланы встречались для торговли, обсуждения планов и взаимных претензий, в молодёжных компаниях, питьё и веселье.
Но здесь, ночью…
Эта штука спустилась ниже.
Мускулы Сарис напряглись, сердце забилось сильнее. Пусть только приблизится, он перехватит управление и размажет их о землю!
В этот момент он не был полностью готов к убийству. В холатанских семьях не было грубых отцов или драчливых, задиристых братьев — они все были одинаковы: те, кто проявлял особые способности, содержались остальными и занимались совершенствованием своих способностей к искусствам — музыкой или развлечениями. Сарис был из таких, способности у него проявлялись с детства. Позднее он направился бы в один из университетов.
Он проявлял склонности к физическим наукам.
Как хорошо было на Холате, думал он, сжимаясь, в то время, как металлическая смерть медленно спускалась к нему. Книги переписывались от руки на пергаменте, но в них содержался всего лишь отзвук знаний. Астрономия, физика и химия были элементарны по сравнению с человеческой наукой. Биотехнология, разведение животных и использование экологии, были примерно равны в областях, не требующих применения приборов. А математики на Холате имели врождённые способности и превосходили в этом любого человека.
Сарис вспомнил, как был удивлён Ленгли быстрым освоением английского подростком, изучавшим неевклидову геометрию и теорию элиптических функций. Ленгли получил некоторое понятие о разнообразных школах в философии, оживлённых дискуссиях между ними, и в дальнейшем полностью признал, что чёткая логика, высокоразвитая семантика, слитые воедино на разумной эмпирической основе сделали их более ценными инструментами, чем любые созданные человеческой расой. Те же философы, которые сумели определить взаимосвязь между разделами высшей алгебры и этики, сумели найти ключ к неполадкам в системе управления «Эксплорера».
Аппарат парил, похожий на птицу, готовую броситься вниз, на добычу. Он был ещё далеко — должно быть, у них есть детектор, возможно, инфракрасный. Сарис решил не двигаться.
Для него все кончится, когда бросят бомбу. Ленгли рассказывал ему о бомбах. Вспышка, грохот, которые он уже не ощутит, исчезновение, вечная тьма.
Ладно, думал он, чувствуя, как ветер нежно ласкает его шерсть, немного пожалей себя. Он прожил хорошую жизнь. Он был одним из лучших учеников, с жаждой нового. Он, казалось, мог бы внести вклад во взаимоотношения сходных культур, усеивающих его планету. Позднее он должен был остепениться, создать семью, преподавать в университете. Но даже если вместо этого его ждёт смерть на неизвестной земле, все равно, жизнь была хороша!
Нет, нет! Все восстало в нём. Он не должен умереть! Нет! Не должен до тех пор, пока не узнает, как защитить Холат от этих безволосых чудовищ, как предостеречься от них и как бороться с ними. Его мускулы вздулись, готовые бороться и победить.
Воздушный аппарат опускался медленно, в выступах корпуса посвистывал ночной ветер. Его мозга коснулся водоворот электрических и магнитных струй, и он задрожал.
Нет, ждать! Есть лучший способ. Аппарат сел на поле в доброй сотне ярдов от него. Сарис подтянул под себя руки и ноги и весь напрягся. Сколько их там? Трое. Двое вышли наружу, третий остался внутри. Он не мог видеть через высокую траву, но чувствовал, что один или оба несут какой-то предмет, но это было не оружие, а скорее, детектор. Слепые в темноте, они, однако, могли проследить его путь.
Но они, конечно, не уверены, что это Сарис. Их инструмент мог зарегистрировать только отбившееся от стада животное или человека. Сарис почувствовал острый запах адреналина их страха.
Сарис Хронна, оскальзываясь в мокрой траве, побежал на четвереньках прочь.
Кто-то пронзительно завопил. Разряд энергии пронзил воздух над ним, загорелись высокие стебли травы, и запах озона обжёг его ноздри. Он не мог справиться с этим оружием так, как до этого парализовал двигатель и передатчик аппарата.