Долгая дорога домой
Шрифт:
— Понятно. Не хотел бы я там жить.
— Я тоже. И к чему вас склоняла эта леди?
— Ну… она говорила о демократии, что демократия — эта высшая форма политического правления в обществе, лучшая из возможных. Что только народ, основной субъект политики может все изменить, но что означает это «все», она ни словом не обмолвилась. Что нельзя прибегать к насилию как к средству решения проблем, допустимы только законные и ненасильственные методы борьбы с нелегитимной властью. Что надо заимствовать опыт соседей.
— Прекрасно… — Збаражский даже в ладоши похлопал, — прекрасная речь, очень
— Давайте!
— Это что-то типа игры — ненасильственное сопротивление. Чатам-хаус выпустил сборник методов ненасильственного сопротивления, эти брошюры печатают в одной из самых мощных типографий мира — в «Сторожевой башне», типографии принадлежащей на паях Свидетелям Иеговы и разведслужбам. Понимаете, это игра, щекочущая нервы — и в то же время относительно безопасная, там не надо подставлять себя под пули или уходить в террористическое подполье, рискуя виселицей. Все то, что там указано, тянет максимум на пятнадцать суток административного ареста. Например — узнать номера местных чиновников, опубликовать их в Интернете, звонить им по ночам и дышать в трубку. Тут даже и на административку не нагребается, ни угроз, ничего — просто людям спать мешают. Молодежь, она же по ночам тусуется в клубах разных, им взять телефон и позвонить — пять секунд. А человек потом всю ночь не уснет, на работу придет невыспавшийся. А если так каждую ночь? Или — точно так же следить за чиновниками, на машине или пешком. Тоже — даже административки нет, идет человек и идет, мало ли кто там впереди него? Или дорожные и уличные указатели портить — это уже мелкое хулиганство. Лозунги писать — тоже пятнадцать суток. Ну и… много всего, а цель одна — постепенно, не сразу, исподволь, раскачать государство.
— Интересно…
— Еще бы. Вы, как я понимаю — выступили?
— Можно сказать и так.
— И что вы им поведали?
— Ну… что Польшу разорвали по решению мирового сообщества, и теперь у меня нет повода верить, когда-то же самое мировое сообщество предлагает Польше помощь. Что если даже Польша обретет независимость — она окажется зажатой между тремя империями без выхода к морю, и конец будет печальным. Примерно так.
— А они что?
— Эта… агитаторша смутилась. Ковальчек послушал, потом прекратил дискуссию.
— Как именно?
— Сказал, что время вышло, что сейчас будет обход охраны, а он обещал закончить до вечернего обхода и сдать кабинет.
— А как остальные собравшиеся отреагировали на ваши слова?
— На удивление вяло. Мне вообще показалось, что некоторым наплевать на все.
— Зачем же тогда они собрались…
И тут же родился ответ! Сразу! Правильно заданный вопрос — это уже половина ответа!
— Купить наркотик?!
— Может быть, и так. Что было потом?
— Потом… этот пан профессор нагнал меня на стоянке…
Улыбнувшись, пан Збаражский поднял руку.
— Вы со своей пани объяснились?
— Объяснился, — мрачно проронил граф.
— И
— Да ничего! Какого черта вы спрашиваете!?
— Тут могут быть важны мелочи. Любые. Скажите, а как вам показалось — почему на это сборище пришла пани Елена? Она из-за политики пришла — или из-за другого чего-то?
— Не знаю…
Он и в самом деле не знал. И сейчас корил себя за это — надо было обратить-таки на это внимание. Но все его мысли в то время были заняты другим.
— Не знаю… — повторил граф Ежи.
— Хорошо, дальше. Профессор нашел вас на стоянке — что было потом?
— Он пригласил меня к себе. Сказал, что я интересно выступаю… все прочее.
— И почему же вы поехали?
— Он сказал, что живет на Ягеллонов. Я сразу догадался.
— Ага! — Полковник сделал еще одну пометку в блокноте. — Это хорошо. Вас видели вместе, как вы уезжали?
Молодой граф немного повспоминал — было темно…
— Темно было… к ночи, уже расходились. Не знаю.
— Хорошо. Вы поехали в его машине?
— Нет, в своей.
— Какая машина?
— «Фиат». Белый.
— Откуда она у вас?
— Прокатная.
— Это хорошо. А какая машина была у пана профессора?
— «Альфа-Ромео» Спайдер. Небольшая, красная.
— Хорошо. Вы приехали…
— Туда и приехали — авеню Ягеллонов, дворик такой темный. Поднялись к нему в квартиру…
— Двери он сам открывал?
— Да, сам. И внизу и вверху.
— Консьерж вас видел?
— Там не было консьержа.
— Хорошо, что было потом?
— Потом мы в гостиную прошли. Он музыку поставил, неприятную — рэп какой-то. Сказал, что скоро придет. Я за ним пошел, немного выждал и пошел. Нашел его в ванной — он в одном халате кокаин с какого-то подноса нюхал через банкноту, бумажку свернул и нюхал. Ну, я ему этот поднос — с ноги да прямо в нюхало… — вздохнул граф.
— Хорошо. Дальше что было?
— Дальше я его побил. Сунул ему ствол револьвера в рот и сказал, что убью, если он мне не покажет, где у него припрятан кокаин. Он мне показал — в ванной одна из плиток отходит, и там тайник.
— Что было в тайнике?
Если бы граф и здесь был повнимательнее — он бы заметил, как насторожился полковник Збаражский, ожидая ответа на этот вопрос. К сожалению, граф не был кадровым разведчиком и не знал, что если ведешь разговор — всегда внимательно следи за невербальными реакциями своего собеседника.
— Пакет там был. Большой пакет, и в нем белый порошок.
— Запечатанный?
— Да, запечатанный. Я его порвал и весь этот кокаин в биде высыпал. Потом смыв включил и этого… рожей туда. Потом спросил — откуда он взял этот кокаин. Он не говорил — тогда я еще несколько раз его ударил. Вот он и сказал… про Змиевского.
— Конкретно. Что сказал?
— Что наркотики, кокаин и синтетику ему давал на продажу пан Жолнеж Змиевский, он приказывал вовлекать как можно больше университетской молодежи в употребление наркотиков. Еще он сам покупал героин, но немного, а у пана Жолнежа наркотик был очень дешевый, и он на нем хорошо зарабатывал. Он сказал, что у пана Змиевского квартира в Мокотуве, еще он подозревает, что тот в полиции или беспеке служит.