Долгая дорога домой
Шрифт:
Через несколько лет Вадим, тогда уже лейтенант русской армии Островский, вспомнит именно этот момент, почему-то именно он придет ему в голову, прорвется через все преграды памяти, когда сама его жизнь будет висеть на волоске. Это будет многим позже, совсем в другой стране и при других обстоятельствах. Находясь в одном из последних поднявшихся с земли вертолетов над горящим городом, он будет вести огонь из бортового пулемета, стараясь увидеть и уничтожить врага, прежде чем враг уничтожит их. В десантном отсеке будет сильно пахнуть дымом и страхом, вертолет будет здорово трясти, а рядом будут другие солдаты, люди не его крови, не его веры и не его нации. Но он будет сражаться на их стороне, как сражался все предыдущие дни, и сражаться с такой же самоотверженной
Но все это будет потом. Много позже.
* * *
Пулемет был в какой-то степени лучше автомата, в конце концов, это скорострельная авиационная спарка, установленная на автомобильной турели и способная в считанные секунды выплюнуть в противника сотню пуль. Но Бес не знал про эти пулеметы ничего — ни как за ними ухаживать, ни какие патроны находятся в лентах, где они куплены и как хранились. Поэтому, по здравом размышлении, он оставил пулемет в покое, взяв основным оружием свой автомат, в надежности которого не сомневался.
Только сейчас он понял, в какое дерьмо они влезли. Вдвоем с Арабом они ушли бы с девяностадевятипроцентной вероятностью. Малая группа — это не так плохо, она мобильна, маневренна, малозаметна. Но теперь… он видел, как лежал на земле и хныкал тот пацан, и знал, что переход в горах толстяк не выдержит.
Но и бросить его он не мог. Изначально группы спецназа задумывались как группы одноразового использования с основной задачей — охота за мобильными пусковыми установками ракет противника. При этом эксфильтрация, отход с вражеской территории не предусматривался, они должны были найти установку и навести по ней удар. Либо уничтожить ее — и самим погибнуть при этом. Навести удар — значит, скорее всего, это будет удар тактическим ядерным оружием, шансов уйти нет.
И даже на такие задания, пока учебные, понарошные, но все знали, что в любой момент они могут превратиться в боевые, — находилось много добровольцев.
В конце семидесятых концепцию применения войск специального назначения радикально поменяли — теперь они должны работать в глубоком тылу противника длительное время, разлагать его тыл, уничтожать объекты особой важности с помощью ранцевых ядерных и обычных фугасов, передавать разведданные, организовывать саботаж и сопротивление. В этом случае — требовались высококвалифицированные специалисты, способные выживать в тылу противника длительное время. Им следовало по возможности возвращаться назад, ибо такого специалиста готовят долго, несколько лет, и использовать его для одноразовых заданий — расточительно. Сейчас любой оперативник специальных сил, как и любой солдат-общевойсковик знали: армия сделает все, чтобы спасти вас, где бы вы ни оказались. Совершенно недопустимо оставлять врагу хотя бы одного солдата. Нельзя бросать своих — это одно из правил, выбитых на скрижалях, правил, помогающих армии существовать и выполнять боевые задачи. Этот правило распространяется не только на солдат, но и на гражданских. Любой подданный Российской империи и его самодержавного монарха вправе рассчитывать на помощь и покровительство государства и Его Величества где бы то ни было. Если, когда они сюда шли, Бес задумывался над тем, правильно ли они поступают, нарушив приказ, то теперь, когда дети были у них, он без раздумий положил бы жизнь для того, чтобы их спасти. Но он мыслил трезво и объективно, он сам в свое время видел тренировочный лагерь, сам тренировался в нем и становился свидетелем того, как его ровесники подходили и звонили в колокол, поскольку не в силах были выдержать то, что с ними происходило. Он помнил, какими они были и почему сошли с дистанции. И он видел, что один из троих спасенных ими — не пройдет, он из тех, кому нужен колокол под рукой.
Но колокола не было. И он должен пройти. И они все должны были пройти. Теперь их пятеро, и судьба каждого из них зависит от остальных. Или они все вместе пройдут — или они все вместе здесь останутся.
Еще один внедорожник выскочил слева, пулеметчик был готов, но он не ожидал увидеть в качестве цели такую же машину стражи.
* * *
…По ночам стоянку для большегрузов охраняли несколько малишей с оружием, из племен, живущих неподалеку. Их можно было убить, но ни Араб, ни Бес не стали этого делать. Поступили иначе — резко, с сигналом, с включенными на дальний свет фарами затормозили у самых ворот. Фары должны был ослепить стражников, чьи глаза привыкли к ночи, сигнал делал обстановку еще более нервозной. Машина принадлежала стражникам, по ней нельзя было открывать огонь — малиши и не открыли. Вместо этого — двое, в том числе и их амер — вышли разобраться. Остальные — кто был на территории, кто остался у ворот, но для русских офицеров это были не противники. Афганцы совершенно не умели драться, рукопашный бой никогда не культивировался у этого свободолюбивого народа, которому никто никогда не запрещал иметь холодное и огнестрельное оружие [43]. Поэтому разобраться с афганцами для Араба и Беса не составило никакой проблемы. Первых вышедших к ним они ослепили старым дедовским способом — смесью перца и табачной пыли, которую насыпали в маленький флакончик из-под сердечных таблеток и носили всегда при себе. Пока малиши судорожно пытались прийти в себя, чихая и заливаясь слезами, оба офицера бросились к караулке, выведя из строя и повязав остальных пятерых так быстро, что никто не успел ничего сделать — ни поднять тревогу, ни выстрелить. И вернулись к первым, только что прочихавшимся…
Связанных афганцев положили под небольшим навесом, со сложенным из камней ограждением, который и служил им караулкой. На всякий случай обыскали, и все найденное оружие, огнестрельное и холодное, Араб, размахнувшись, закинул подальше за ограду. Им нужно было всего несколько минут, чтобы добраться до своей машины и уехать отсюда, а после этого все происходящее не будет иметь значения. Никакого.
— Я за машиной…
— Добро, — отозвался Араб, его уже начал потряхивать адреналиновый «отходняк» после боя. Надо было кое-что выяснить…
Араб подошел к машине, ухватил за плечо паренька, который показался ему крепче остальных. Их было двое, а пацанов трое, они не могли уследить за каждым во время перехода. Им кровь из носа нужен был хотя бы еще один помощник, хоть какой-нибудь. Тогда у них появится шанс справиться. Если их будет только двое — троих они не выведут.
— Пошли.
— А что?
— Пошли, пошли…
Парнишка на удивление легко выпрыгнул из машины. Он вообще казался дельным пацаном, возможно, он из казаков, хотя непонятно, как сюда попал. Забайкальское войско? Араб помнил, как сам был таким — это было совсем недавно.
— Из казаков? — уточник Араб, потому что это было для него важно.
— Из сибиряков.
Ответ, частично снимавший назревшие вопросы. В Сибири слабаков не было.
— Фамилия.
— А вы кто вообще?
— Кто, кто… Тебе не одна разница?
— Не одна… — парнишка прервался на пару секунд, — а я вас знаю…
Вот это голос [44] …
— И кто же я?
— Вы водитель. Помните, вы на меня смотрели там, когда я был в клетке?
Араб помнил.
— А как меня узнал?
— Догадался. Вы ведь не водитель, так?
Так-то оно так…
— Много будешь знать… Ты знаешь, где мы?
— Афганистан?
А вот этого Араб не ожидал.
— Откуда узнал?
— Этот… Витька его зовут, у него мать в какой-то конторе работает. На Восток торгует. Он язык немного понимает.
— Язык? Пушту? Или дари? — заинтересовался Араб.
— Не знаю, — мрачно ответил Вадим. — я только английский учил.