Долгая дорога домой
Шрифт:
Только сейчас он понял, в какое дерьмо они влезли. Вдвоем с Арабом они ушли бы с девяностадевятипроцентной вероятностью. Малая группа – это не так плохо, она мобильна, маневренна, малозаметна. Но теперь... он видел, как лежал на земле и хныкал тот пацан, и знал, что переход в горах толстяк не выдержит.
Но и бросить его он не мог. Изначально группы спецназа задумывались как группы одноразового использования с основной задачей – охота за мобильными пусковыми установками ракет противника. При этом эксфильтрация, отход с вражеской территории не предусматривался, они должны были найти установку и навести по ней удар. Либо уничтожить ее – и самим погибнуть при этом. Навести удар – значит, скорее всего, это будет удар тактическим ядерным оружием, шансов уйти нет.
И даже на такие задания, пока учебные, понарошные, но все знали, что в любой момент они могут превратиться в боевые, – находилось много добровольцев.
В конце семидесятых концепцию применения войск специального назначения радикально поменяли – теперь они должны
Но колокола не было. И он должен пройти. И они все должны были пройти. Теперь их пятеро, и судьба каждого из них зависит от остальных. Или они все вместе пройдут – или они все вместе здесь останутся.
Еще один внедорожник выскочил слева, пулеметчик был готов, но он не ожидал увидеть в качестве цели такую же машину стражи. Пулеметчик замешкался всего на секунду, решая, стрелять или не стрелять – для Беса достаточно было и этого. Ослепительная трасса – в приборе это виделось именно так – уперлась в грудь пулеметчика, палец привычно дожал спуск, и две пули отбросили парня назад, еще несколько угодили в пулемет, выводя его из строя. Последние – сколько успел, вбил в моторный отсек, стараясь сделать невозможной погоню...
...По ночам стоянку для большегрузов охраняли несколько малишей с оружием, из племен, живущих неподалеку. Их можно было убить, но ни Араб, ни Бес не стали этого делать. Поступили иначе – резко, с сигналом, с включенными на дальний свет фарами затормозили у самых ворот. Фары должны был ослепить стражников, чьи глаза привыкли к ночи, сигнал делал обстановку еще более нервозной. Машина принадлежала стражникам, по ней нельзя было открывать огонь – малиши и не открыли. Вместо этого – двое, в том числе и их амер – вышли разобраться. Остальные – кто был на территории, кто остался у ворот, но для русских офицеров это были не противники. Афганцы совершенно не умели драться, рукопашный бой никогда не культивировался у этого свободолюбивого народа, которому никто никогда не запрещал иметь холодное и огнестрельное оружие [43] . Поэтому разобраться с афганцами для Араба и Беса не составило никакой проблемы. Первых вышедших к ним они ослепили старым дедовским способом – смесью перца и табачной пыли, которую насыпали в маленький флакончик из-под сердечных таблеток и носили всегда при себе. Пока малиши судорожно пытались прийти в себя, чихая и заливаясь слезами, оба офицера бросились к караулке, выведя из строя и повязав остальных пятерых так быстро, что никто не успел ничего сделать – ни поднять тревогу, ни выстрелить. И вернулись к первым, только что прочихавшимся...
43
Автор хотел бы заметить, что одним из показателей свободы народа служит развитие искусства рукопашного боя. Оно развивается там, где народ несвободен и вынужден голыми руками обороняться против вооруженных угнетателей. Вот почему максимальное развитие боевые искусства получили в Японии, Китае, Индии, Бразилии. В России, что символично, боевых искусств не было до того момента, как образовался СССР – именно в СССР разработали САМБО, одну из лучших боевых систем мира. В этом мире САМБО тоже имелось, но оно не получило большого распространения вне армии. Культивировался бокс и сават.
Связанных афганцев положили под небольшим навесом, со сложенным из камней ограждением, который и служил им караулкой. На всякий случай обыскали, и все найденное оружие, огнестрельное и холодное, Араб, размахнувшись, закинул подальше за ограду. Им нужно было всего несколько минут, чтобы добраться до своей машины и уехать отсюда, а после этого все происходящее не будет иметь значения. Никакого.
– Я за машиной...
– Добро, – отозвался Араб, его уже начал потряхивать адреналиновый «отходняк» после боя. Надо было кое-что выяснить...
Араб подошел к машине, ухватил за плечо паренька, который показался ему крепче остальных. Их было двое, а пацанов трое, они не могли уследить за каждым во время перехода. Им кровь из носа нужен был хотя бы еще один помощник, хоть какой-нибудь. Тогда у них появится шанс справиться. Если их будет только двое – троих они не выведут.
– Пошли.
– А что?
– Пошли, пошли...
Парнишка на удивление легко выпрыгнул из машины. Он вообще казался дельным пацаном, возможно, он из казаков, хотя непонятно, как сюда попал. Забайкальское войско? Араб помнил, как сам был таким – это было совсем недавно.
– Из казаков? – уточник Араб, потому что это было для него важно.
– Из сибиряков.
Ответ, частично снимавший назревшие вопросы. В Сибири слабаков не было.
– Фамилия.
– А вы кто вообще?
– Кто, кто... Тебе не одна разница?
– Не одна... – парнишка прервался на пару секунд, – а я вас знаю...
Вот это голос [44] ...
– И кто же я?
– Вы водитель. Помните, вы на меня смотрели там, когда я был в клетке?
44
Старое казачье выражение, означает – вот это да...
Араб помнил.
– А как меня узнал?
– Догадался. Вы ведь не водитель, так?
Так-то оно так...
– Много будешь знать... Ты знаешь, где мы?
– Афганистан?
А вот этого Араб не ожидал.
– Откуда узнал?
– Этот... Витька его зовут, у него мать в какой-то конторе работает. На Восток торгует. Он язык немного понимает.
– Язык? Пушту? Или дари? – заинтересовался Араб.
– Не знаю, – мрачно ответил Вадим. – я только английский учил.
– Понятно. А как попал сюда?
Вадим на мгновение задумался, но все же решил сказать правду.
– В поход пошли. С отрядом. Приехали в Верный, оттуда электричкой... Меня послали родник найти. Там старик сидел, я подумал, что ему плохо, и...
Сказанное ничуть не удивило Араба – он вырос на Востоке, служил на Востоке и знал Восток. Сколько бы ни шло разговоров о единстве судьбы разных народов – Восток никогда не был русским, наверное, никогда и не будет. Просто большинство здесь предпочитало жить в одном доме, потому что держаться вместе и вместе жить в общем доме сытнее и безопаснее. Проще всего в союз интегрировались турки, османы, они больше походили на русских, чем жители Туркестана. Турки были имперцами, и сейчас одна империя просто сменила другую, их империя, больная и слабая, вошла в состав другой, огромной и гораздо более сильной, и шесть зимних месяцев в году в их столице Константинополе жил их новый султан [45] . Чуть дальше по степени интегрированности отстояли арабы. Но вот жители Среднего Востока, к которому относился Туркестан, оставались «людьми в себе». Несмотря на опыт взросления на Востоке, Араб не всегда понимал, что ими движет в тех или иных поступках, что они думают и чего хотят. Это были скрытные, коварные, в душе беспредельные и очень жестокие люди, в генотипе которых заложено подчинение сильному. Закон для них играл роль только тогда, когда был подкреплен силой – они не понимали закон как средство обеспечения добровольного сосуществования разных людей на одной территории. Они не жили в империи, хотя в ее составе их земли были крупнее, чем арабские, – они подчинялись ей, как слабый подчиняется сильному. Никто, ни Араб, ни другие служащие здесь офицеры не сомневались в том, что случись империи ослабнуть – и они набросятся на нее, подобно стае шакалов, разрывающих еще живое и трепещущее тело чужой добычи. Они были любезны и демонстративно покорны, но в кармане их богатого халата всегда прятался кинжал. И история этого мальчишки, дикая в любом другом уголке империи, удивления у Араба не вызвала – этот старик увидел слабого. Может быть, он специально подкарауливал его, а может быть – нет. Но как бы то ни было – он увидел слабого, понял, что сам он сильнее, а сильный всегда имеет право над слабым.
45
В числе прочих титулов русский государь носил титул султана Анатолии и Румелии, и турки присягали ему именно как султану, а не как православному царю. Турок не мог присягнуть православному царю, это было неприемлемо для него.
– А что за поход? Ты скаут?
– Скаут-разведчик! – гордо ответил Вадим.
Араб прикинул – это было лучше, чем он ожидал. Бо#льшая часть тех, кто служил в спецназе, в десанте, в особых отрядах, в морской пехоте, в горных егерях – начинали именно как скауты-разведчики. Скаутскими отрядами чаще всего занимались отставные офицеры, и они целенаправленно присматривали пополнение для своих полков.
– Скаут-разведчик. Стрелять умеешь?
– Умею.
Странно было бы, если бы не умел. Стреляли все скауты, тем более сибиряки.