Долгая дорога домой
Шрифт:
Дальше Ежи не стал слушать – просто не мог поверить своим ушам. Бочком начал выбираться из окружившей бронетранспортер толпы.
Король Борис Первый – это вообще кто такой?
Пресвятой Йезус... это же тот самый хам, которого он приложил о перила Константиновского дворца на балу... когда познакомился с Еленой... по-нормальному.
И этот невоспитанный хам, подонок и быдло – глава Польши?!
Ноги несли его по тротуару, а на глаза попался лозунг, нанесенный черной краской на стене по трафарету через равные промежутки, черным на желтое. Самый страшный, какой только можно представить.
ПАНУЕМО!
То есть – можно.
Можно – грабить и убивать. Можно – рушить государство, рушить налаженную жизнь, скатываясь в липкую от пролитой крови трясину рокоша. Можно – убивать русских и евреев, Господи... это же – слова короля! Когда такое еще было? А... было, в Париже, во время Варфоломеевой ночи, там король сам лично убивал... четверть населения города, столицы великой державы за одну ночь полегло. Неужели с того времени ничего не изменилось?!
А вот эти отморозки, которых они выпустили из дома предварительного заключения вместе с ним и раздали оружие. Они ведь не будут спрашивать – кого можно? Можно – значит, можно. Понеслась!
В крови захлебнемся...
– Руки в гору, пан! Пошел!
Что-то твердое, холодное уперлось в спину, слева уже стояли, блокируя рывок, справа – стена, не уйдешь.
– Сюда пошел! Тихо! Замордую!
Они свернули в какой-то проулок, потом во дворик, тихий, уютный варшавский дворик, которому не было никакого дела до шумящего на улице рокоша.
– Повернись. Часы, деньги – давай все, пан! Не то прикончим!
Граф Ежи медленно повернулся. На него смотрели два уголовника – иначе и не скажешь. По теории Ломброзо такие никем, кроме уголовников, быть и не могут. Массивная челюсть, щетина, мутные, злобные глаза.
– Нету часов, – граф Ежи поднял руку
– Что, пан такой бедак, что даже часов нет? – издевательски спросил один.
У обоих – бело-красные повязки на рукаве, у одного – пистолет, у второго – еще похлеще, автомат. Понятно... откуда выгреблись такие... и прежде, чем Польшу защищать, решили свое финансовое состояние поправить.
– Я с кичи откинулся только... – сказал граф, вспоминая словечки, бытовавшие в ходу в доме предварительного заключения. Там все только и мечтали о том, чтобы откинуться, да как можно быстрее.
Блатные переглянулись. На их месте он бы так не делал, стоя настолько близко от намеченной жертвы.
– Где чалился? – спросил один.
– В ДПЗ, за мокруху. Утром, базарю, откинулся.
– Стопорила [104] , что ли? – мрачно проговорил один из блатных. – А ты не гонишь? Кого из людей [105] знаешь?
104
Наемный убийца.
105
Люди – в данном случае блатные, воры. Получается, что кто не блатной – тот, по их мнению, не человек.
– С паном Юзефом на киче чалились.
По тому, как переглянулись блатные, граф понял – пана Юзефа они знают. Надо закреплять успех.
– Пошли, братва, бухнем за неподлеглость [106] ! У меня лавэ есть!
С этими словами он сунул руку в карман, достал ее сжатой в кулак и протянул ближе всех стоящему блатному, разжимая кулак в котором были деньги из разграбленной булочной. Тот опыта не имел, поэтому шагнул вперед, теряя равновесие, и протянул левую руку, чтобы взять предложенное.
106
Неподлеглость – независимость.
И – раз! Правой рукой граф Ежи захватил его левую и рванул на себя, сам делая шаг вперед. Доля секунды – и он уже прикрыт от второго блатного, лихорадочно пытающегося перекинуть в руку автоматическую винтовку и от непривычки запутавшегося в ремне.
И – два! Левой рукой захват шеи, рывок вперед и вверх. Противный хруст – и тело бандита с пистолетом обмякло в руках.
И – три! Граф упал на землю спиной, он видел, что не успевает, и ему надо было уйти с линии огня автоматической винтовки. Тело убитого им бандита по-прежнему прикрывало его, отпустив сломанную шею, он наконец-то нащупал пистолет.
И – четыре. Не ожидавший падения своего противника бандит хоть и разобрался со своим автоматом, но он не успевает, катастрофически не успевает. Если у погибшего бандита не дослан патрон в патронник – ему конец, на то чтобы дослать, нужно как минимум две секунды, их у него нет. Палец сдвигает предохранитель.
Бах! Бах!
С подломившимися моментально коленями и двумя пулями в животе вооруженный автоматом бандит сгибается пополам и потом медленно валится набок. Патрон все же был в патроннике, не на «фу-фу» брали.
Столкнув с себя тело первого бандита, граф Ежи перекатился, держа пистолет наготове, прислушался. Где-то впереди хлопнула дверь, кто-то высунулся на улицу – и захлопнул дверь обратно, решив не вмешиваться в чужие разборки.
Оно, в общем-то, и правильно.
От первого убийцы граф Ежи разжился складным «финарем», явно самодельным, тонкой, засаленной пачкой злотых, кастетом и пистолетом марки «Штайр». Запасного магазина не было... но в нем восемнадцать патронов в магазине, значит, шестнадцать должно остаться. Это хорошо. Еще граф Ежи нашел нечто вроде плитки шоколада, только вполовину меньше обычной и с каким-то странным знаком на фольге – полумесяц. Лизнул языком – горькая. Явно не шоколад, но что – неизвестно. На всякий случай сунул в карман.
Второй, если и жив – это ненадолго. Он был экипирован куда солиднее – автомат Vz58 со складным прикладом под казачий патрон 7,62*45 с маленьким и дешевым богемским коллиматором ОКО, подсумок с четырьмя набитыми магазинами, еще один в автомате. Пачка злотых, потолще, перочинный нож. Такая же плитка, от которой то ли откусили, то ли отрезали. Сотовый телефон, тоже будет нелишним. Большой носовой платок... даже не платок, под цвет флага.
Все это пан граф распихал по карманам, постоянно оглядываясь – не идет ли кто, готовый в любую секунду выстрелить. Напоследок сорвал со второго бело-красную повязку – на липучке, не самодельная. Приладил себе на руку. Носовым платком под цвет флага замотал нижнюю часть лица, так делали болельщики на стадионах во время массовых бесчинств. Многие ходили так и сейчас, во время рокоша.