Долгая зима
Шрифт:
В дверях показался папа. Мама отложила работу и вынула из духовки каравай чёрного хлеба, а Лора налила в миску жидкую рыбную подливку.
— Сегодня у нас опять подливка. Хорошо! — произнёс папа, садясь за стол. Перетаскивая сено на морозе, он сильно проголодался, и при виде еды у него заблестели. — Никто, кроме мамы, не умеет печь такой прекрасный хлеб, — добавил он, — и нет ничего вкуснее подливки из трески. — От его слов грубый хлеб и каша из пшеничной муки с кусочками солёной рыбы превратились в праздничное угощение.
— Ребятам повезло с погодой, — заметил он. — Я видел то место, где одна лошадь провалилась в Большое Болото, но они её запросто вытащили.
— Ты думаешь, они благополучно вернутся, папа? — робко спросила Кэрри.
— Почему же нет? Лишь бы погода продержалась.
После еды папа отправился в хлев. Когда он вернулся, солнце уже скрылось и стало темнеть. Он вошёл в дом через переднюю дверь. Значит, он успел зайти в лавку узнать новости. По его виду все поняли, что ничего хорошего он не узнал.
— Опять будет буря, — сообщил папа, вешая на крючок шубу и шапку. — На нас быстро надвигается туча.
— Они всё ещё не вернулись? — спросила мама.
— Нет.
Мама молчала, покачиваясь в качалке. Все молча сидели в сгущавшихся сумерках. На коленях у мамы уснула Грейс. Остальные придвинули стулья поближе к печке. Внезапно задрожал дом и раздался рёв и вой ветра.
Папа со вздохом встал.
— Ну вот, снова началось!
Потом он вдруг вскочил и заходил по комнате, размахивая сжатым кулаком, словно грозил надвигавшемуся урагану.
— Вой! Реви! Чёрт бы тебя побрал! тебе до нас не добраться! Ты всю зиму старался, но мы тебе не поддались. Скоро придёт весна, а мы по-прежнему будем здесь!
— Чарльз, Чарльз, успокойся, — тихо сказала мама. — Это всего лишь пурга. Мы к ней почти привыкли.
Папа снова опустился на стул.
— Это, конечно, глупо с моей стороны, Каролина, — спустя некоторое время произнёс он. — Мне вдруг показалось, что это не ветер, а живое существо, которое хочет нас погубить.
— Да, иногда и впрямь так кажется, — согласилась мама.
— Всё было б ничего, если б я только смог поиграть на скрипке, — пробормотал папа, глядя на свои потрескавшиеся, одеревеневшие от работы руки, смутно видневшиеся в свете огня, который пробивался сквозь щели в печной дверке.
Раньше папа в тяжёлую минуту всегда играл на скрипке, а теперь никто не мог играть для него. Лора пыталась подбодрить себя словами папы: они все вместе, и им ничто не угрожает. Но ей хотелось что-нибудь для него сделать. И вдруг она вспомнила: "Мы здесь собрались"! Это же припев к "Песне освобождённых людей"!
— Мы можем спеть! — воскликнула она и начала напевать мелодию.
Папа встрепенулся.
— Правильно, Лора! Только ты слишком высоко взяла. Попробуй на полтона ниже.
Лора начала снова. Ей стал подпевать папа, а за ним и все остальные:
Когда Сайлас и Пол попали в тюрьму, За собой не зная вины, Один из них пел, молился — другой, За собой не зная вины. Мы здесь собрались, все собрались, За собой не зная вины, Мы здесь собрались, все собрались, - За собой не зная вины! А если бы мог продаваться Бог, За собой не зная вины, Богатый бы жил, а бедный подох, За собой не зная вины.Лора пела стоя, Кэрри тоже встала. И Грейс, проснувшись, старательно подпевала старшим:
Мы здесь собрались, все собрались, За собой не зная вины, Мы здесь собрались, все собрались, - За собой не зная вины!— Прекрасно! — воскликнул папа, взял низкую ноту и начал:
Я на речке Джим целый день рыбачил. А как лодку вытаскивать начал - Врезалось плывущее мимо бревно: Тут лодка моя и пошла на дно.— А теперь все вместе хором! — скомандовал он.
И все запели:
Но я всё равно остаюсь на плаву, Но я всё равно остаюсь на плаву, Но я всё равно остаюсь на плаву, мистер Браун, Но я всё равно остаюсь на плаву!Когда песня кончилась, буря ревела пуще прежнего. Она и вправду напоминала огромного зверя, который трясёт дом и с диким рычанием и воем бросается на стены, стараясь их сокрушить.
Но папа запел снова, и звуки благодарности, которой были полны их сердца, торжественно вознеслись к небу:
Господь велик И многажды восславлен Во граде Божьем, На Святой горе.Теперь начала мама:
Когда моё услышат имя На небесах — о, лишь тогда Прощусь я с бедами своими И вытру слёзы навсегда.На дворе бушевала вьюга, а вся семья, спокойно сидя под надёжным кровом, продолжала пение.
Наконец огонь в печи догорел, и, чтобы сберечь сено, все вышли из тёмной остывшей кухни, потихоньку поднялись наверх по холодной лестнице и улеглись в постели.
Забравшись под одеяла, Мэри и Лора прочитали про себя молитву. Мэри шёпотом спросила:
— Ты за них помолилась?
— Да, — прошептала в ответ Лора. — А разве нам можно?
— Мы ведь не за себя просим, — отвечала Мэри. — Я ничего не сказала про пшеницу. Я только сказала: Господи, спаси им жизнь, если будет на то воля Твоя.