Долгая зима
Шрифт:
— Побегай, если тебе так хочется, — разрешила мама. — Через минуту запросишься обратно.
— А вы, Лора и Кэрри, попрыгайте под музыку вместе с Грейс. Мигом согреетесь! — скомандовал папа.
Было страшно вылезать из теплых платков, но девочки его послушались. Скрипка снова заиграла, а папа громко запел:
Яростный вихрь знамен Веет со всех сторон, Шлемы героев справа и слева. Дети гор и долин, Все на коней, как один, В бой за Шотландию, за королеву!Лора, Грейс и Кэрри взялись за руки, тоже запели и, что было силы топая ногами в такт музыке, замаршировали по кругу: топ-топ-топ! Девочкам казалось, будто над ними гордо реют знамена, а сами они шествуют к победе. Им стало тепло и весело.
Когда музыка умолкла, папа стал укладывать скрипку в футляр.
— Ну а теперь, девочки, я назло всем ветрам отправлюсь в хлеб и позабочусь о том, чтобы скотина ночью не замерзла. С этой старой шотландской песней мне никакой ураган не страшен!
Пока папа укладывал скрипку, мама согрела ему возле печки шубу и шарф. На дворе бешено выл ветер.
— Горячие бобы и горячий чай будут готовы к твоему приходу, — пообещала мама. — А потом мы все ляжем спать, согреемся под одеялами, и глядишь, к утру буря утихнет.
Но утром папе снова пришлось распевать свою бодрую песню. За окном по-прежнему мело, ветер по-прежнему захлестывал колючим снегом дрожащие стены маленькой хижины.
Вьюга, не стихая, выла еще два долгих дня и две ночи напролет.
После бури
На четвертое утро Лора почувствовала себя как-то странно. Выглянув из-под одеял, она увидела, что кровать опять припорошило снегом, но явственно услышала стук печной дверцы и даже треск первых поленьев! И тут она поняла, почему у неё в ушах стоит такая тишина. Вьюга утихла!
— Проснись, Мэри! — крикнула она, толкая сестру локтем. — вьюга кончилась!
Она выскочила из теплой постели в ледяную комнату и стала одеваться. Раскаленная печка, казалось, ни капельки не грела. Ведро с водой промерзло чуть ли не до самого дна. Но в замерзших окнах сияло солнце.
— На дворе все такой же холод, — сообщил папа, входя в дом.
Он наклонился над печкой, чтобы растопить сосульки на усах. Сосульки зашипели и превратились в пар.
Папа вытер усы и продолжал:
— Ветром сорвало с крыши большой кусок толя. А ведь я его так крепко прибил! Поэтому теперь наша крыша и стала пропускать снег и дождь.
— Зато все кончилось, — порадовалась Лора. Было очень приятно, сидя за завтраком, смотреть на отливавшие золотом окна.
— Подожди, еще потеплеет, — уверяла мама. — Вьюга началась слишком рано. Не может быть, чтобы уже настала зима.
— Такой ранней зимы я не видел, — согласился папа. — И то, что творится кругом, мне не нравится.
— Что тебе не нравится, Чарльз?
Папа и сам толком не знал.
— Возле стогов стоят какие-то чужие волы, — сказал он.
— Они объедают наше сено? — быстро откликнулась мама.
— Нет. Не в этом дело...
— Раз от них нет никакого вреда, то нечего и беспокоиться, — успокоила его мама.
— Они, наверное, устали от бури и спрятались за стогами. Я хотел позволить им немножко поесть, а потом прогнать, но они ничего не едят.
— В чем же тогда дело?
— Ни в чем. Они просто стоят, и все.
Папа надел шубу, шапку, рукавицы и снова вышел из хижины.
Лора торопливо закутала голову маминым шерстяным платком и застегнула его булавкой под подбородком. Большущий платок покрывал ее всю с головы до ног, даже рук из-под него не было видно, и только лицо оставалось открытым.
На дворе так ярко светило солнце, что стало больно глазам. Лора глубоко вдохнула ледяной воздух и осмотрелась. Под огромным голубым небом расстилалась снежно-белая прерия. Сильный ветер не раздувал снег, а гнал его волнами по земле.
Мороз обжигал Лоре щеки, в носу и в груди закололо, дыхание клубами пара вырывалось изо рта. Она закрыла рот платком, и края платка сразу заиндевели.
Обогнув конюшню, Лора увидела папу и чужих волов и в изумлении застыла.
На солнце возле стогов сена стояли три вола — рыжий, пятнистый и еще один, очень тощий и черный. Они не шевелились, а их огромные, жутко распухшие белые головы словно приросли к земле.
— Папа! — воскликнула Лора. — Что это?!
Он знаком показал ей, чтобы она не сходила с места, а сам по глубокому снегу направился к несчастным животным.
Они были совсем не похожи на настоящих волов. Они стояли так неподвижно, что на них было страшно смотреть. На их спинах и бедрах торчали угловатые кости. Окаменевшие ноги упирались в землю. А там, где полагалось быть головам, в глубокий снег словно вросли какие-то огромные распухшие комья.
Волосы у Лоры встали дыбом, по спине пробежала дрожь, на широко раскрытые глаза от яркого солнца и ветра навернулись слезы и холодными струйками потекли по щекам. Папа, медленно двигаясь навстречу ветру, подошел к волам. Ни один из них не шевельнулся.
Папа постоял, поглядел на животных, потом нагнулся и что-то с ними сделал. Лора услышала рев и увидела, как спина рыжего вола дернулась, вол подпрыгнул и, мыча, неуклюже отбежал в сторону. Голова у него была самая что ни на есть обыкновенная — с глазами и с носом, а из разинутой пасти с ревом вырывались клубы пара.
Папа по очереди сделал то же самое с двумя другими волами, и они, дико мыча, ринулись вслед за первым.
Вскоре все трое перестали реветь и ушли, увязая в глубоком пушистом снегу.